блестящей белой шелковой сорочкой. Облик его – стройного молодого человека с серебряными вьющимися волосами, в светло-серой фланелевой рубахе, жилетке и брюках из зеленой кожи – отражается в высоком, заключенном в золоченую раму зеркале, что висит па стенной панели из светлого дерева. Глаза у юноши серо-зеленые, взгляд ровный. Худоба, тонкие черты и серебро волос отвлекают внимание от скрытых под фланелью стальных мускулов и мозолей от оружия на крепких ладонях.

– Чего ради она меня туда тащит? Я не консорт, чтобы участвовать в церемониях.

Гален аккуратно расправляет лежащую на бело-зеленой парче покрывала одежду.

– Маршал считает, что тебе следует узнать о Сарроннине из первых рук. И ты консорт, нравится тебе это или нет.

– Ха, да у нее на уме совсем другое. Если кому и иметь дело с Сарроннином, так это Ллиз.

Гален вновь пожимает плечами, беспомощно, но так энергично, что его светлые, падающие на плечи кудри подпрыгивают.

– Милостивый господин, в любом случае мне надлежит одно – повиноваться приказам маршала.

В этот миг дубовая дверь, соединяющая просторную комнату с анфиладой покоев, занимаемых маршалом, распахивается, и в помещение входит женщина. Она высока ростом, стройна и обликом и статью более всего напоминает смертоносную рапиру, чему не могут помешать драпирующие фигуру струящиеся зеленые шелка. Маршала, поотстав на шаг, сопровождает единственная стражница, воительница с коротко остриженными каштановыми волосами, подернутыми сединой.

Юноша переводит взгляд с полупрозрачного шелкового одеяния маршала на собственное, разложенное поверх парчового покрывала.

Женщина слегка изгибает губы, но улыбка не касается ее взора.

– Креслин, если блестящие шелка могу носить я, то, вне всякого сомнения, можешь и ты. Эти одеяния – дары тирана, и отвергнуть их означает затруднить переговоры. В отличие от тебя, я предпочитаю не артачиться по пустякам, а упорство проявлять в делах, действительно имеющих значение.

Голубые глаза маршала соперничали твердостью с темными камнями Оплота. Контраст между непреклонностью этого взора и мягкостью обтекавших гибкое, мускулистое тело зеленых шелков вызывал в памяти снежных барсов, крадущихся по кряжам Крыши Мира.

Креслин склоняет голову, снимает зеленую кожаную безрукавку и, бросив ее на кровать, говорит:

– Я буду готов через минуту.

– Спасибо.

Она отступает и удаляется в свои покои. Но тяжелая дубовая дверь остается открытой.

Креслин бросает фланелевую рубашку рядом с жилетом и стягивает кожаные штаны.

– А это еще откуда? – Гален указывает на тоненький красный шрам под левой рукой консорта.

– Упражнялся с клинком... Откуда же еще?

– Милостивый господин, а знает ли маршал?..

– Знает, знает... И не может ничего возразить против того, чтобы я умел позаботиться о себе...

Креслин с недовольной гримасой натягивает на мускулистые ноги шелковые брюки.

– Я твержу ей одно и то же: если меня считают слишком чувствительным, значит, мне следует упражняться еще больше. Она качает головой, но запрещать – во всяком случае, пока – не запрещает. Порой мне приходится расточать улыбочки, но по большей части удается обходиться доводами рассудка. Я хочу сказать... Сам посуди, куда бы это годилось, не умей сын самой грозной воительницы Закатных Отрогов отличить один край клинка от другого?

Гален вздрагивает, хотя в комнате не холодно.

Креслин надевает рубашку и расправляет ее, глядя в зеркало.

– Милостивый господин... – набирается храбрости Гален.

– Что, Гален? Какая-нибудь складка легла не так?

Руки Галена умело поправляют воротник и скрепляют его полученной от маршала изумрудной брошью, оправленной в серебро.

– Еще и это? Я прямо как раб в ошейнике!

Гален молчит.

– Ладно. Коль скоро приходится чтить это, пропади оно пропадом, Предание, то я и есть невольник.

– Милостивый господин... – испуганно шепчет Гален, наполовину поднеся палец ко рту.

– Креслин, ты готов? – доносится из-за двери.

– Да, милостивая госпожа. Осталось только взять клинок.

– Креслин!.. – растерянно восклицает Гален.

– Гален, на востоке каждый мужчина носит меч. Разве не так?

Ответом ему служит молчание. С едва заметной улыбкой на губах юноша застегивает на талии мягкий кожаный пояс, на котором крепятся ножны. А в ножнах клинок: короткий меч стражей Западного Оплота.

Креслин выходит из комнаты и, не обращая внимания на пристальный взгляд телохранительницы, присоединяется к маршалу. К своей матери.

Вместе они направляются к резным дверям – выходу из предназначенного для гостей крыла. Перед тем как ступить наружу, юноша занимает подобающее ему место – слева и на полшага позади матери.

– Креслин, – за обманчивой мягкостью голоса маршала кроется суровая непреклонность, – надеюсь, ты понимаешь, какова должна быть твоя роль?

– Да, милостивая госпожа. Мне подобает всех очаровывать, улыбаться как можно больше, а высказываться как можно меньше, да и то предпочтительно по мелочам. При случае можно спеть песню, но только одну и... не обидную. К оружию прикасаться разве что при возникновении смертельной угрозы, что весьма маловероятно. И никоим образом не обсуждать предмет и ход переговоров.

– Похоже, ты слушал наставления, – голос матери звучал сдержанно.

– Я всегда слушаю, милостивая госпожа.

– И то правда. Но не всегда слушаешься.

– Я наипокорнейший сын и консорт.

– Хм... постарайся оставаться таковым и впредь.

Во время этого разговора они пересекли прихожую и оказались в широком коридоре. Едва ли вышедший из отроческого возраста герольд встретил их, дабы сопроводить в трапезную дворца тирана.

Путь пролегает по еще более широкому переходу, где слева, за большими стеклянными окнами, виден сад-лабиринт. Проложенные между рядами остриженных кустов дорожки сходятся у пруда с фонтаном. Струи воды взлетают над находящимся в центре изваянием – статуей обнаженного, весьма одаренного телесно мужчины – и, ниспадая по дуге вниз, каскадом сбегают в пруд.

Глухая стена справа сложена из полированного бледно-розового гранита, добытого близ Западного Оплота. Вдоль стены, с промежутками примерно в три шага, развешаны гобелены в золоченых рамах со сценами из жизни древнего Сарроннина.

Днем раньше Креслин уже рассмотрел эти изображения, и теперь его внимание приковано не к ним, а к двум вооруженным женщинам, стоящим на страже у дверей пиршественного зала.

У входа маршал и по-прежнему отстающий от нее на полшага юноша останавливаются.

– Маршал Западного Оплота в сопровождении консорта-правопреемника! – возвещает юный герольд.

Маршал кивает. Они