рождения и первых дней жизни, зафиксированная мозгом память о дискомфорте и боли будут цепко держать это ощущение на поверхности. Я хочу! Я знаю! Я самый первый! Я самый лучший!..

Ощущение "Я" прет из смертного на каждом шагу, определяет не только мотивацию его поступков от желания сходить на горшок до всесокрушающего стремления "выбиться в люди": стать президентом, миллионером, суперменом, – но по крупному счету определяет и его отношение к окружающему миру, его позицию в этом мире.

Можно предположить на этом основании, что наверх выбиваются самые напуганные из нас, те, кто не сумел перешагнуть через детские страхи. Чем больше у человека власти, чем "круче" "Джип" – тем более вероятно, что ведет его по жизни не свободный разум, а комплекс глубинных неотработанных своевременно детских (и более поздних) страхов.

Тех немногих из нуворишей, что встречались мне в практике, я лечил в конечном счете и единственно – от страхов.

Того же рода явление – увлечение боевыми искусствами. Один только вид ребенка или молодого человека, отрабатывающего в группе себе подобных приемы у-шу, или каратэ, способен многое сказать о его прошлом, впрочем, как и о будущем.

Это не прошлое и не будущее – это история болезни.

Истинно нашего в этом мире – только наши страхи, наша боль и ощущение "Я". Во всем остальном человек – это функция, непонятная и чуждая ему программа, которой он волей-неволей должен следовать. Кто-то или что-то решает за нас, когда нам родиться, когда жениться, прожить жизнь слесарем или олигархом, больным или здоровым, любимым или ненавидимым.

Точно так же ничего не зависит от нашей воли, от нашего "Я" в событиях внешнего мира: быть лету или зиме, войне в Чечне, или миру на Камчатке… Налицо конструктивная и функциональная заданность Гомо сапиенса.

Можно предполагать или тешить себя иллюзиями, что что-то остается все же в воле человека, что пусть совсем узкий, но существует некий коридор в поле вероятностей, в котором человек может реализовать свое право выбора… Как предположить и то, что неотработанный груз детских и последующих страхов и это сомнительное право сводит на нет. Страх как фундаментальная эмоция очень жестко программирует модус поведения и тем самым делает неактуальной любую дискуссию о праве выбора человека перед лицом равных вероятностей. Выбора нет. Напуганное сознание, не имея смелости беспристрастно взглянуть на причину собственного беспокойства, будет отчаянно барахтаться в направлении кажущейся безопасности: если дом, то со стальными решетками на окнах, если заработок – то в иностранной валюте и как можно больше… Сколько из нас мыслит иначе?

От себя не убежишь. Безумная гонка по жизни с собственным страхом на плечах – это уже не комедия. Варианты заключительных актов этой бездарной пьесы мы наблюдаем ежечасно на собственном и чужих примерах: пьянство, агрессивность, самоубийства…

Ощущение "Я" – это бунт против воли более великой, чем твоя собственная, и в чьей, собственно, власти решение ключевых вопросов бытия, вопросов жизни и смерти. Человек бунтует, и мало ли что ему не нравится: время появления на свет, условия появления, обстоятельства жизни – тем самым он проявляет свое "Я" и, как ему кажется, свое право решать, распоряжаться своей судьбой.

Более чем достаточно поводов ужаснуться непостижимости бытия. Ужаснуться и начать лихорадочно двигать локтями, расчищая себе дорогу среди некоторого множества себе подобных, неважно, если кто-то вскрикнет от боли при твоих "экзерциях", неважно, что кто-то упал и ты наступил на него – вперед, вперед, успеть выбиться, успеть заявить себя, пока мрак не поглотил все!..

И единая человеческая общность вдруг распадается на миллионы самостей, низводя целенаправленное и великое в своей цели движение до банального броуновского.

Непонятное пугает, непостижимое ужасает до сырости в штанишках. Закрыть глаза, отгородиться! Если мой слабенький мозг не в состоянии постигнуть всю тщету бытия – низведем это Бытие до постижимого уровня. Какая там вечность-бесконечностъ-движение-Бог?! Нет этого в природе, блеф, безделка, игра больного воображения. Есть жена, которую можно потрогать; есть мой автомобиль, он железный и ездит; есть начальник Иван Иванович, от которого можно схлопотать выговор, если вовремя не явишься на работу; есть счет в банке… Ну, что вам еще надо? Солнце? Пусть будет солнце, от него тепло и светло. Небо? Пусть будет небо, это даже красиво…

Этот мир материален! Есть только то, что я вижу, щупаю, ощущаю на вкус. Все остальное прочь!

Есть мир привычных нам явлений и понятий, ограниченный мирок наших ограниченных представлений о мире. И к нему неизменно начинает клониться вектор инстинкта любознательности по мере взросления человека.

Каждый ребенок задается вопросами: "Что есть я? Что такое мир? Зачем я появился на свет и в чем смысл жизни?" Пока человек в поиске, он ищет ответы на эти фундаментальные вопросы своего бытия, но все те же страхи, а может быть, банальная усталость рано или поздно замыкают круг поисков мирком понятных величин и тогда – неважно, идет речь о дворнике Петрове или о профессоре Сидорове – самой разумной позицией для такого субъекта становится оппозиция ко всему, что осталось за гранью понимания.

Страхи, все те же извечные страхи не только ведут человека по жизни, но наполняют, в конце концов, идейное содержание его поисков, движение заложенного в нем инстинкта любознательности, его отношение к миру, его место в этом мире и отношение к своему месту в этом мире.

Все. Вот вам подоплека идеологической борьбы в человеческом конгломерате. Все остальное – вытекающие сущности, будь то социальное устройство, технический прогресс, отсталость от него медицины и нежелание открыть глаза на очевидные истины.

Мы живем в фальшивом мире, порожденном нашим собственным отношением к этому миру. Боль – это тоже фальшь, это сигнал внешнего мира субъекту, что выбор был сделан неверно, что ты что-то не так сделал и не туда пошел… Чем фальшивее наше отношение к миру, тем сильнее и страшнее будет у нас болеть.

Человеку ведь много не нужно. Только понимание этого, осознание приходит не сразу, не вдруг. Для этого нужно вначале остановиться, выпасть из безумной гонки по жизни в обществе столь же напуганных себе подобных.

Во Вьетнаме лет двадцать назад я видел, как человек бывает счастлив жменькой риса. Раз в сутки, после чего работает по 10–12 часов, таская тяжеленные мешки…

Это напрочь опровергает все наши представления о роли пищи в жизни человека, и ее энергетических возможностях – соответственно.

Соотечественника из людей старшего