сначала как некий аккомпанемент. Но тут же сразу вникли в слова, прониклись содержанием. Ведь былина из Киева, Новгорода, Москвы, давным-давно переселившаяся на Север, нерушимо сохраняла общерусскую родную речь.
Кривополенова, блестящая исполнительница былин, и сама по себе была каким-то чудом и счастьем для всех, кто видел и слышал её. Маленькая, худенькая, одетая в тёмный, старинного покроя сарафан, застёгнутый сверху донизу на серебряные пуговки, в тёмном вдовьем повойнике, она была похожа не то на девочку, не то на древнюю старуху. Приехав из дремучих лесов Севера, она не боялась многолюдной аудитории — наоборот, полюбила её, чувствовала себя непринуждённо и всегда и везде умела держать её в напряжённом внимании.
Слушатели воочию видели древних богатырей — Вольгу Святославича, Илью Муромца, Добрыню, — слышали тяжёлую поступь богатырских коней.
Сказительница рисует картину вражеского нашествия на Русь:
И два, и три часа пела Кривополенова, а бесчисленная аудитория воочию видела то, что внушала вещая старуха.
Не раз приезжала Кривополенова в Москву.
Посетила Марья Дмитриевна Третьяковскую галерею. Шла по залам усталая — день её начинался с четырёх часов утра. Но перед картиной Васнецова «Три богатыря» старуха оживилась, просияла.
— Глядите-ко, — обратилась она к окружавшим её посетителям. — Жили-были преславные богатыри. Не сказка-побаска, а жизнь бывала: Илья-то Муромец из-под ручки врага высматривает. На руке у него палица висит, свинцом налита, а ему как рукавичка.
И сказительница запела былину:
В 1921 году Кривополенова в последний раз была в Москве. Нарком Луначарский известил Озаровскую, что рад познакомиться с знаменитой ска-
зительницей. Его ждали с часу на час. Луначарский приехал вечером. Озаровская зовёт:
— Бабушка, Анатолий Васильевич приехал!
Кривополенова сурово отвечает:
— Марья Митревна занята. Пусть подождёт.
Нарком ждал целый час. Марья Дмитриевна
наконец вышла:
— Ты меня ждал один час, а я тебя ждала целый день. Вот тебе рукавички. Сама вязала с хитрым узором. Можешь в них дрова рубить и снег сгребать лопатой. Хватит на три зимы…
Марья Дмитриевна и наркома покорила умом и достоинством.
…Вернулась Марья Дмитриевна на Пинегу. Снова началась бродячая жизнь сказительницы.
В 1924 году на Пинеге был недород, бесхлебица. Опять старухе пришлось себе и внукам добывать хлеб в скитаниях по деревням.
Однажды отправилась она в дальнюю деревню. Возвращалась оттуда ночью. Снежные вихри сбивали с ног. Кто-то привёл старуху на постоялый двор. Изба была битком набита заезжим народом. Сказительницу узнали, опростали местечко на лавке.
Сидя на лавке, прямая, спокойная, Кривополенова сказала:
— Дайте свечу. Сейчас запоёт петух, и я отойду.
Сжимая в руках горящую свечку, Марья Дмитриевна произнесла:
— Прости меня, вся земля русская.
В сенях громко прокричал петух. Сказительница былин закрыла глаза навеки…
Русский Север — это был последний дом, последнее жилище былины. С уходом Кривополеновой совершился закат былины и на Севере. И закат этот был великолепен.
У честной вдовицы у Ненилы было чадо. Он поехал нивушку орати[5], А и белую пшеницу засевати. Как по той по ниве, по дороге, Шли Кузьма с Демьяном — скоморохи. — А и здравствуешь, честной Вавило, Соберёшь ты урожай великий. — Вам спасибо, люди-скоморохи, Вы куда идёте по дороге? — Мы идём в безрадостное царство, Переигрывать царя-собаку.
Он престрашно в свой гудок играет, Род людской в печальный гроб сбивает. Мы пошли в то царство песнь живую пети, Род людской отманивать от смерти. Ты пойдёшь, Вавило, с нами скоморошить? — Говорит Вавило скоморохам: — Я ведь песни пети не искусен, Я в гудок играти не умею.— Говорят Вавиле скоморохи: — Заиграй, Вавило, во гудочек, А во звончатый во переладец [6] Мы, Кузьма с Демьяном, припоможем.— Заиграл Вавило во гудочек, А во звончатый во переладец. А в руках его ведь были вожжи, А и стали шёлковые струны. А в руках-то было понюгальце[7], А и стало тут ведь погудальце[8]. И Вавило скоморохам поклонился: — Я своей судьбине покоряюсь — Скоморохом быти обещаюсь!
Вот заходят с матерью проститься. Стала их вдова за стол садити И несёт на блюде курицу варёну. А из блюда курица взлетела, На печной столб села да запела. А и были хлебы те ржаные, А и стали белые, пшеные. И вдова Ненила ужаснулась: — Государи, вы меня простите, На худом на угощенье не взыщите.— Говорят Нениле скоморохи: — Знай, вдовица, что твой сын отныне Всей земле послужит в скоморошьем чине.— И Ненила сына обнимает, Скоморохом быть благословляет.
Вот идут скоморохи по дороге. На гумне мужик горох молотит. Говорят ему Кузьма с Демьяном: — С барышом тебе горох-от молотити! — Отвечает им мужик сердито: — Скоморохи, вы шатающие люди, Вы куда идёте по дороге? — Мы идём в безрадостное царство, Переигрывать царя-собаку. Мы идём в то царство песнь живую пети, Род людской отманивать от смерти.— Отвечает им мужик сердитый: — Тот царище вам ума прибавит, На живых на ваших струнах вас удавит.— Говорят ему Кузьма с Демьяном: — Коль добра-то нам не мог ты сдумать, Так и лиха ты бы нам не молвил. Заиграй, Вавило, во гудочек, А во звончатый во переладец.— Заиграл Вавило во гудочек, А во звончатый во переладец: Налетели голуби стадами, Налетели голубята табунами. Их ведь стал мужик цепом шибати.
— В солнце знаменье страшное,
В полночь звёзды хвостатые,
Пред зарями земля тряслась,
Шла Орда на святую Русь.
На Руси петухи поют,
Не спит Рязань полуночная,
По стенам не спят караульщики,
По угольным башням дозорщики…
— Вздымет Илья палицу
Выше могутных плеч,
Жахнет палицей впереди себя,
Отмахнёт, отмахнёт созади себя,
Вправо, влево стал настёгивать,
Вражью силу обихаживать…
Взглянув на Добрыню, запела с улыбкой:
— Три года Добрынюшка стольничал
У князя Владимира в Киеве.
Три года Добрыня в послах живал
У неверных королей, у немецких.
У Добрынюшки вежество врождённое,
Хитрость-мудрость природная…
Вавило и скоморохи [4]
(Былина М. Д. Кривополеновой)У честной вдовицы у Ненилы было чадо. Он поехал нивушку орати[5], А и белую пшеницу засевати. Как по той по ниве, по дороге, Шли Кузьма с Демьяном — скоморохи. — А и здравствуешь, честной Вавило, Соберёшь ты урожай великий. — Вам спасибо, люди-скоморохи, Вы куда идёте по дороге? — Мы идём в безрадостное царство, Переигрывать царя-собаку.
Он престрашно в свой гудок играет, Род людской в печальный гроб сбивает. Мы пошли в то царство песнь живую пети, Род людской отманивать от смерти. Ты пойдёшь, Вавило, с нами скоморошить? — Говорит Вавило скоморохам: — Я ведь песни пети не искусен, Я в гудок играти не умею.— Говорят Вавиле скоморохи: — Заиграй, Вавило, во гудочек, А во звончатый во переладец [6] Мы, Кузьма с Демьяном, припоможем.— Заиграл Вавило во гудочек, А во звончатый во переладец. А в руках его ведь были вожжи, А и стали шёлковые струны. А в руках-то было понюгальце[7], А и стало тут ведь погудальце[8]. И Вавило скоморохам поклонился: — Я своей судьбине покоряюсь — Скоморохом быти обещаюсь!
Вот заходят с матерью проститься. Стала их вдова за стол садити И несёт на блюде курицу варёну. А из блюда курица взлетела, На печной столб села да запела. А и были хлебы те ржаные, А и стали белые, пшеные. И вдова Ненила ужаснулась: — Государи, вы меня простите, На худом на угощенье не взыщите.— Говорят Нениле скоморохи: — Знай, вдовица, что твой сын отныне Всей земле послужит в скоморошьем чине.— И Ненила сына обнимает, Скоморохом быть благословляет.
Вот идут скоморохи по дороге. На гумне мужик горох молотит. Говорят ему Кузьма с Демьяном: — С барышом тебе горох-от молотити! — Отвечает им мужик сердито: — Скоморохи, вы шатающие люди, Вы куда идёте по дороге? — Мы идём в безрадостное царство, Переигрывать царя-собаку. Мы идём в то царство песнь живую пети, Род людской отманивать от смерти.— Отвечает им мужик сердитый: — Тот царище вам ума прибавит, На живых на ваших струнах вас удавит.— Говорят ему Кузьма с Демьяном: — Коль добра-то нам не мог ты сдумать, Так и лиха ты бы нам не молвил. Заиграй, Вавило, во гудочек, А во звончатый во переладец.— Заиграл Вавило во гудочек, А во звончатый во переладец: Налетели голуби стадами, Налетели голубята табунами. Их ведь стал мужик цепом шибати.
