воскресеньям всегда выходной». — 'Уж завела бы, — говорю, — и ещё одного. Воскресного. Для ровного счёту». — «Нет, мы по воскресеньям-то проводим дни рожденья. Железные и медные свадьбы у нас тоже по воскресеньям. Были раньше и золотые, и серебряные, но мы их отменили. Решили не отмечать». — «Это, — спрашиваю, — почему?» — «А нам, — грит, — хватает и медных.» Я ей говорю: «Вы весь металлолом собрали. Оплата вам идёт сдельная или как?»— «Нет, мы все на окладах. Бюджетники». — «Хорошее дело. А какая у вас партия?» Она мне: «У нас партия любителей пива. Принимаем только пьющих. Выдвигаем своего президента». — «Мало вам Ельцина?» — «Мало». Я перепугался за Виринею. Думаю, втянут её племянницы в политику! Ищи тогда ветра в поле. Ещё и курить начнёт. Шапку в охапку, да и потащил на поезд. Оказала сопротивление. Еле обратно в деревню увёз.

4. Про дамство^[2]

Молодёжь пошла — чур будь! Не все, а многие. Живут как кошки: днём спят, по ночам бродят. Чего я не нагляделся, когда был в городе! Кабы кто рассказал, не поверил бы этому ни за какие коврижки. А тут увидел личными глазами и меня сперва бросило в пот. Сижу и головой думаю: «Вот это перестроечка!» Подвернулся бы под руку Горбачёв, плюнул бы я ему сперва в пустые глаза. После харкнул бы на круглую лысину. Какое на ей государство нарисовано? На лысине-то? Кто говорит Япония, кто называет Кубу. А я думаю, что это какая-то колония, вроде теперешней нашей России. Коммунисты русского человека переделали в советскую общность. Советских людей демократы переделали в россиянов. Есть, значит, цыганы, а мы нонече россияны. Милое дело…

Дак вот, прибыли, помню, мы с Виринеей в город. Командировки отметили и первым делом идём к губернатору. Доложились. Губернатор академик таварищ Подгорнов сразу выделил нам свою личную охрану с ружьём и антамабилём. Я жене говорю: «Гляди, старая дура, какой мне почёт! Приехала бы одна без меня, настрадалась бы. А тут, антамабиль в личном пользованье. Со всеми американцами об ручку здороваешься. По гостям, по банкетам кажинный день. Повседневно. И с англичанцами, и с немцами, и с голлодраннами, и с венгерцами. На столе — коммунизм. Одного птичьего молока и нету. Ешь-пей сколько душа желает. Первый тост всегда за Кузьму Барахвостова, второй за таварища губернатора. За тебя только в третью очередь». Губернатор на каждом банкете меня за локоть берёт и спрашивает: «Господин Барахвостов, вам какого налить — белого или красного?» — «Нет, желаю красно-коричневого». Поят. «А должность для вас какую, внутри государства или внешнюю?» — «Давай внешнюю, там надёжнее».

Один раз еду без жёнки, зато с личной охраной. Семафоров не признаём. Бомжи и собаки из-под колёс кидаются от нас в различные стороны. Кошек давим. Один раз велел я притормозить. Мать честная! Девка идёт почти голая, вторая бежит. Юбка до ягодиц да ещё и с разрезом. На ногах у дамочки сапоги с долгими голенищами, а на сапогах медные бляхи, как на конской сбруе. За этой девкой ещё чище: стриженая под бокс. В другой раз сажаю в антамабиль Виринею. Ох, сделал ошибку! Не надо было её в антамабиле возить. Понял когда поздно стало. Приехали на квартиру, она сразу ногти накрасила, остриглась под мальчика. Дома старые юбчонки в чулан выкинула, а которые поновее стрижёт ножницами. Раз — пол-юбки нет! Рраз — ещё одну обкорнала!

Теперь вот по снегу, в мороз ходит чуть ли не с голой задницей. «Вирька, — кричу, — ведь ты простудишься! Кто за тобой ухаживать будет? На меня надёжа худая, в город ездим не каждый месяц. У губернаторов тоже должность временная. Сегодня он губернатор, завтра пастух. Потому и воруют почём зря». — «Не твоё дело! — жена на ответ. — Имею полное право. А ты как был охломон ещё до колхозов, так охломон и остался». Ладно, думаю, пусть делает что хочет. Только бы не курила. Остальное-то я стерплю. Куды там! Начала и палить. Не понимаю я это дамство, не понимаю ещё с тридцатого года…

5. Рецепты

Племяши и племянницы у нас с жёнкой — все один к одному. Торгуют. Один другого ядрёнее. Сидит он в своем скворешнике (вроде собачьей конуры), кулаки у него по пуду. Весь белый день иголочки с пуговками перекладывает. Торгует маленькими канфетками и какими-то тонюсенькими карандашиками (для шпаклёвки и покраски дамских бровей). Другой племяш повадился в Турцию вместе с женой. Третий шастает по родным местам. Раньше по ночам промышлял, теперь приладился днём. Разжились — не знают, куда деньги девать. Открывают вместе с начальством свои магазины и банки. В каждом доме — по два магазина и весь город в железных решётках. Начали в Вологде и вторые этажи обрешечивать. Окна в решётках, двери в решётках. Дачи в болоте — тоже в решётках. Теплицы для огурцов — в решётках. Железа в Череповце не стало хватать. Покупают в Южной Америке. Франция отказала: у самой не хватает решёток! Наши бандиты, говорят, ваших не хуже. Губернатор схватился за голову: где столько железа на решётки достать? Я ему говорю: «Хошь выручу? Делай по моему рецепту тебя в губернаторы ещё три раза выдвинут». Какой рецепт? Самый простой. Я посоветовал окна и двери в тюрьмах разрешетить, а все дома и квартеры за счет тюремного матерьялу обрешетить. Мы так и сделали. Из всех тюрем и лагерей мне благодарность через газету: «Кузьма Иванович, отчаянное спасибо! Мы вздохнули свободно, убегаем куда вздумаем». Горожанки меня облепили прямо на улице: «Господин Барахвостов, благодарим! Теперь и мы спим спокойно вместе с мужьями. Раньше спали по очереди, по три часа в сутки, у дверей караулили».

В городе земля называется грязью. Сидят без воды неделями, а когда потечет водица в ихние краны, то уж тут ее, бедную, никто не жалеет. Старо-прежние дома без выселения жгут нарочно. Пожары сваливают на пьяных и на ребячью шалость. Поджигатели в ус не дуют! Новые дома строятся из бруса. Брус кладут без уровня и не по отвесу. Иная стена выгнулась, как физкультурница. И ничего! Кладут всё выше и выше. Рамы делают из сырья, строгают, а из-под рубанка брызги летят. Калёвки на рамах запрещены. Рамы теперь как на скотных дворах. Кирпичи выпускают неодинаковые. Один — такой, другой — сякой, третий вспучило. Мужья-кавалеры у племянниц вроде тех кирпичей: один — косой, другой — кривой, третьего — вспучило. Мужики алименты не платят, шубы и шапки пропивают безвозвратно. Ну что за мужик пошёл? Ни то ни сё. Ходит как саврас без узды, шабашки сшибает. Походит так с годик, продаст квартиру, и переводят его в бомжи. Накопит вшей, является к прежней жене. Та, дура, опять ему рада…

Наши племянницы пока женскую марку держат, пахнут одеколоном. Но посуда не мыта неделями. По воздуху моль так и шьёт. Варенье бродит. Весь пол усыпан