впал в апатию. Кьянти не очень крепкое вино, но, когда его выпьешь три литра….

— Ну и все… — бормотал захмелевший репортер «Нью-Йорк таймс». — И все… Столбов-то ведь там рядом стоял… он и бросился, и бросился, и подцепил его… Ловко, между прочим, подцепил, тот даже повреждения не получил… знаешь, так — ррраз! — вперед бросился, руки подставил и, как ребеночка, его, как ребеночка, подцепил… Ха-ха-ха! — как ребеночка… тот и невредим.

Он опять замолчал. Потом продолжал:

— Мы уж японца поздравляли… можно сказать, с того света вернулся… харакири избежал… Ха-ха!..

— А Столбов? — спросил итальянец.

— Что — Столбов? Столбов ничего… перевязали ему поврежденную руку… и увезли…

— Как! — На этот раз Лонго вскочил, вцепившись в стол. Он наклонился к самому лицу американца: — Как! Он повредил руку? Главного соперника спас, а сам руку повредил? Это же безумие!

— Вот и я говорил… дурак, говорил… Рука-то, видишь, до сих пор небось не прошла… Заметил, как он морщился?.. Заметил?

— Но это безумие! — не мог успокоиться итальянец. — Он же обеспечивал японцу победу над собой на олимпиаде, выигрыш!

Американец молчал. Его совсем помутневшие глаза ничего не выражали. И вдруг в них вспыхнул какой-то огонек, странный, лукавый блеск. Он наклонился к Лонго и зашептал:

— А может, тут другой был выигрыш, главней… не все ведь дело в баллах. Встреча какая была?.. «То-ва-рищеская»… Может, главный-то выигрыш как раз получил русский?.. А?.. Главный-то?

Итальянец молчал, его мысли были где-то далеко. Американец откинулся назад. Взгляд его снова стал мутным и скучным.

— Пойду писать, — бормотал он устало, — пойду отчет писать: «Великая победа японской звезды!», «Позорный проигрыш Столбова!», «Великая сенсация»…

— Постой! — Итальянец нахмурился. — Какая победа? Какой позор? Ты же сам только что рассказал…

— Брось! — устало перебил американец. — Мало ли что я рассказал. Кто это напечатает? А за «разгром русского» мне по двадцать центов за строку прибавят… — Он помолчал. — И потом, знаешь что? — Голос его звучал вызывающе. — Давай-ка еще бутылочку кьянти! За Столбова, а? Не все же все-таки свиньи на свете, как я или ты…

…Синьор Лонго грустным взглядом следил за официантом, ставившим на стол новую бутылку. Вдруг взгляд его стал злым. Он схватил стакан, налил его до краев и, чокнувшись с американцем, выпил до дна.

СОТОЕ ПИСЬМО Зеленое кольцо

«Здравствуй, любимая!

Это мое письмо особенное, не такое, как другие. Во-первых, оно юбилейное — сотое за эти полтора года. Во-вторых, оно последнее. Да, да! Билет на 18-е, на «Аделаиду» уже у меня в кармане. Завтра утром я выхожу из больницы, а вечером всхожу на борт. Насчет больницы, пожалуйста, не пугайся — это пустяки: легкое сотрясение мозга, и, если б не дикая головная боль, я бы вообще не обращал на это внимания. Но эскулапы (ты их знаешь) важно качают головами, чмокают губами и велят лежать. К чертям их всех! Им бы побольше выкачать у меня денег. Но этот номер не пройдет! Если они не выпустят меня завтра сами, я все равно смоюсь. Да и деньги нечего швырять. (Сотрясение мозга! Мало, что ли, у меня их было, когда я играл в Руане!) Деньги эти теперь не мои, они наши, и их хватит нам на первые годы.

Если б ты знала, как я счастлив! Наконец-то мы будем вместе! Скажи своим старикам, что теперь они могут не волноваться — их дочь выходит замуж не за нищего. Я, конечно, не миллионер, но ты можешь быть спокойна — на первое время хватит.

Ты знаешь, всю эту ночь (я пролежал ее с открытыми глазами — ужасная головная боль не давала спать) я представлял себе твое свадебное платье. Мы закажем его у Отеро, там делают чудесно и недорого, а черный костюм я уже купил здесь — ведь в Австралии все дешевле, чем у нас в Париже. Я многое здесь купил. Но что, не скажу. Это будет сюрпризом для тебя! Надеюсь, ты останешься довольна и не будешь сердиться на меня за обман. Да, я должен покаяться, я обманывал тебя все это время. О нет! Пожалуйста, не ревнуй, как всегда. Я о другом.

Дело в том, что я все-таки весь этот год играл в регби. Ну, не сердись, умоляю тебя! Право же, не было другого выхода. Вот послушай.

Когда Рене сказал, что Австралия собирается принять участие в олимпийском футбольном турнире, что футбол у них в загоне и такой тренер, как я, там был бы на вес золота, я, ты помнишь, отнесся к этому с недоверием. Но ведь надо же было зарабатывать. Ну что мне давал мой футбол? Ничего. Любительский спорт в нашей стране только требует, а не дает. А моя шоферская работа… Эх, не хочется и говорить. Конечно, если б я продолжал играть в регби профессионалом, как раньше, в Руане, я бы деньги имел, но ведь ты сама запретила мне, после того перелома. Ты кричала: «Или я, или твое противное регби! Пока не бросишь, не приходи в дом!» Ну, я и бросил. Я бы все бросил ради тебя. Только родители-то ведь твои смотрели по-другому. Ты хочешь, чтобы я был цел, пусть бедный, но невредимый, ну, а им нужно, чтобы их дочь не была нищей. И они правы… Одним словом, мы все же правильно поступили, решившись на эту разлуку, — в конце концов, что такое полтора года один без другого, если они обеспечат нам возможность всю жизнь потом быть вместе? Ведь вот же они прошли, эти полтора года, и через двадцать дней я буду обнимать тебя в Марселе. Скорей бы! Я умоляю, приезжай меня встретить — с парохода я переведу тебе телеграфом деньги на билет.

Но я отвлекся. Ты должна понять и простить меня, моя любимая. Ты знаешь, когда я приехал сюда, в Мельбурн, где многое еще напоминало прошедшую олимпиаду, я был уверен, что найду хорошее место. А потом… Потом я убедился, что футбол здесь никому не нужен. Ты понимаешь, даже во время олимпийского турнира футбольный стадион был почти всегда пуст — он приносил убытки. Футбол никого не интересует в Австралии. Так какому же идиоту взбрела бы в голову мысль готовить футболистов к Риму? Ну, приготовили бы, ну, послали, представь себе невероятное — они бы заняли даже приличное место. А дальше что? Ведь в самой-то Австралии на них никто бы не ходил смотреть, а значит, никто бы не платил за билеты. Другое дело регби. Тут пахнет миллионами!

Ты пойми, ведь у нас каким любителям хорошо? Тем, кто сам в деньгах не нуждается, или тем, кто действительно мирового класса. Таким или в университетах стипендии специальные устанавливают, или они работают, сами не зная где, а деньги получают, или, наконец, служат в армии, словом, ты сама это знаешь. Мы ведь не в России живем. Это там ходи на стадион, бери трекера, занимай спортзал, и все бесплатно. Им хорошо. А у нас, если такой, как я, — не Копа, а Дистель, — так выбирай одно из двух: или плюнь на спорт и работай, или