энергии. Они мобилизуют фронт и тыл для решительной победы над врагом, организуют быстрое восстановление освобожденных от оккупантов районов, зовут советских людей к новым трудовым подвигам под славным знаменем грядущих сталинских пятилеток. Здесь живет и трудится великий организатор и вдохновитель исторических побед советских народов, человек, олицетворяющий собою самые радужные надежды всего прогрессивного человечества, Иосиф Виссарионович Сталин.

С затаенной грустью гляжу я на древние стены и башни Кремля, пока они не скрываются за дымкой расстояния. Прощай, Москва! Прощай, родная столица! Как скоро приведется увидеть тебя снова?..

Крылатая машина направляется на Свердловск почти по прямой линии. Мы идем на высоте около трех тысяч метров. Часа через три перелетаем Волгу где-то вблизи Казани, а еще через час – Каму. Полет до Свердловска длится около пяти часов. В Свердловске самолет делает первую остановку, чтобы запастись горючим на предстоящий отрезок пути.

В густеющих сумерках летим над Уральским хребтом. То тут, то там возникают огни городов и заводских поселков, переходящие порой в яркое зарево электрического света. Это живет и трудится доблестный восток нашей необъятной Родины, за время войны превратившийся в мощную кузницу победы. Охватывая мысленным взором обширнейшие территории к северу от всесоюзной столицы, Урал, Сибирь, Заволжье, республики Средней Азии, Дальний Восток, Закавказье – все те гигантские пространства, на которые даже в самые трудные дни Великой Отечественной войны не ступала нога немецко-фашистских захватчиков, наглядно представляешь себе все величие и мощь нашей непобедимой социалистической Родины!..

Пройдя несколько севернее Омска, мы не делаем посадки и в Новосибирске. Согласно метеосводке туманы, появившиеся было над трассой, рассеялись, и есть возможность без остановок лететь до Красноярска.

Чем дальше мы проникаем в глубь Сибири, тем прохладнее становится в самолете. За Новосибирском начинаются уже настоящие морозы.

В Красноярск прилетаем около десяти часов вечера по московскому времени, пробыв в дороге немного меньше двенадцати часов.

Здесь царит лютая зима. Свирепый морозный ветер бросает в нас тучи снега и забирается под теплую одежду.

После короткого отдыха на аэродроме нас снова зовут и самолет.

Мороз как будто стал еще крепче, но снегопад прекратился и ветер несколько утих. До рассвета еще далеко, и в темно-синем небе мерцают звезды.

Мы берем курс на северо-восток, отходя от транссибирской трассы, ведущей на Хабаровск и Владивосток. Невдалеке виднеется широкая река. Она под снегом, но, всмотревшись, можно различить очертания ее берегов. Это Лена. Отсюда недалеко до Байкала, но мы его не увидим, он где-то южнее.

В Якутск прибываем в одиннадцать часов по московскому времени. По местному времени уже семнадцать часов.

Включая все остановки, нам потребовалось немногим более суток, чтобы покрыть расстояние от Москвы до столицы Якутии.

Невольно приходит в голову сравнение с печальной памяти царской Россией. Тогда нужно было месяцами добираться до этого края, затерянного где-то в азиатской глуши и населенного бесправными, забитыми «инородцами». Теперь – это Якутская Автономная Советская Социалистическая Республика, далеко шагнувшая вперед в области культурного и хозяйственного строительства.

В столице Якутии нам предстоит провести ночь. Попав в номер гостиницы, я без проволочек ложусь в кровать, застеленную белоснежным бельем, накрываюсь теплым одеялом и сразу  же засыпаю.

Нас подымают с постели довольно рано.

В Якутске сменяется вся команда самолета, за исключением борт-механика Игнатьева, добродушного и словоохотливого человека, с которым я уже успел подружиться.

На мой вопрос о дальнейшем маршруте Игнатьев отвечает уклончиво:

– Все зависит от того, как сложится метеорологическая обстановка. В этих краях, да еще зимой, погода очень капризна. Я могу сказать сейчас только об отрезке пути на протяжении ближайших пяти-шести летных часов. За это время мы наверняка сумеем добраться до Колымы. А там посмотрим, что делать: снижаться или лететь дальше. Запасов горючего у нас хватит, чтобы добраться и до Берингова пролива. Возможно, сделаем посадку в Уэлькале.

Взглянув на свою дорожную карту, я обнаруживаю, что Уэлькала находится вблизи залива Креста, на Чукотском полуострове. От Уэлькалы, повидимому, не более двух летных часов до крайней восточной точки СССР – мыса Дежнева.

Мы пересекаем Алдан – главный приток Лены, набираем высоту в четыре тысячи метров, для того, чтобы перемахнуть сначала через Верхоянский хребет, а затем – через хребет Черского. Вот еще один хребет – Колымский. Вскоре самолет идет на снижение; мы делаем посадку в Маркове.

Здесь – последняя заправка баков на советской территории. Не мешает «заправиться» и пассажирам. Пока мы закусываем в столовой, пограничники проверяют наши паспорта и выездные визы.

Мы особенно горячо благодарим гостеприимных хозяев и сердечно прощаемся со всеми, с кем только что познакомились, – с обслуживающим персоналом столовой, с работниками аэродрома, с пограничниками. Прощаемся, как с самыми близкими друзьями. Ведь дальше будет чужая земля, чужие люди…

Дальнейшая трасса нашего полета проходит параллельно Полярному кругу, несколько южнее его. Мы пройдем над Анадырским заливом, затем над южной оконечностью Чукотского полуострова и покинем советскую территорию вблизи мыса Чаплина.

Я высчитываю по карте расстояние, отделяющее Москву от Чукотки. Мои подсчеты, разумеется, очень приблизительные, все же дают представление о скорости нашего перелета. Оказывается, что примерно за тридцать летных часов, в продолжение двух с половиной суток, самолет покрыл расстояние в десять тысяч километров. Эта поразительная скорость оказалась возможной благодаря блестящей организации советского воздушного флота, продуманной системе расположения аэропортов на трассе и замечательным качествам летчиков, которые несли службу на тыловых линиях с таким же беззаветным мужеством, с каким их товарищи выполняли боевые задания на фронтах Отечественной войны.

Мои размышления прерывает борт-механик Игнатьев.

– Мы уже почти в Америке, – говорит он. – Летим над Беринговым проливом. Вон там виден Ном.

Впереди действительно можно различить редкие огоньки какого-то селения.

– Взгляните на северное сияние, – продолжает Игнатьев. – Нельзя пропустить такое зрелище.

Я перехожу к противоположному окну кабины и вместе с другими пассажирами наблюдаю картину северного сияния. К нашему сожалению, оно не очень яркое. Но все же мы долго