словах есть убежденность, но, извините, думается, она проистекает также от старого.

Ковалев. От какого старого?

Голль. Если можно так сказать, вы еще находитесь под гипнозом.

Ковалев (расхохотавшись) . Слышали, убежденность, мировоззрение он называет гипнозом?! А у вас их нет?

Голль. Предпочитаю обходиться без них. Я просто живу.

Барбарисов. Черви тоже просто живут.

Голль. Меня многократно обижали в жизни. Не надо, Михаил Михайлович. Кроме того, у нас неравные силы. Генерал отмалчивается.

Тепляшин. Участь генералов в мирное время.

Голль. Но здесь разгорелось сражение. Я бы хотел знать ваше мнение.

Тепляшин. Вы думаете, генералы живут без убеждений?

Голль. В вашем вопросе чувствую ответ. Но не торопитесь, разбивайте меня по всем флангам. Я правильно пользуюсь военной терминологией?

Тепляшин. На всех флангах.

Голль. Меня в свое время не призывали в армию из-за моего социального происхождения. Не доверяли мне оружия.

Тепляшин. Что ж, оружие должно быть в надежных руках.

Голль. У вас, вероятно, были надежные руки в ту ночь, когда вас отправляли в каталажку? Но я не о том. В политической терминологии существует выражение: «Никому не удастся остановить колесо истории». (Ковалеву.) Мы встречаем эту фразу в речах политических деятелей.

Ковалев. И что же?

Голль. Мне бы хотелось, чтобы данное колесо при своем продвижении не давило людей. Слишком много раздробленных костей по ходу движения вышеназванного транспорта. Или вы не согласны?

Ковалев (неопределенно) . История есть история.

Голль. У истории, Павел Степанович, бывали и темные страницы. Закон есть закон... Не ответ.

Ковалев. А вы бы хотели, чтобы колесо остановилось?

Голль. Такой гигантской задачи перед собой я не ставлю. Не по силам. Но хочу, чтобы вышеназванное колесо не давило людей.

Ковалев. Кто же будет с этим спорить?

Голль. А вы, генерал?

Тепляшин. Вернемся к исходному рубежу. Генералы тоже воюют за убеждения. Воюют с теми, кто хочет это колесо пустить в сторону.

Голль. Успокойтесь. Я не собираюсь пускать его в сторону. Пусть катится. Но люди хотят жить!

Ковалева (входя, останавливается) . Так жить могут только мужчины! Михал Михалыч, вы-то врач! (Открывает окна.) А это что? (Берет пепельницу.) Павел!

Ковалев (виновато) . Я не курил. Есть свидетели. (Указывает на Барбарисова.)

Барбарисов. Нет свидетелей. (Ковалевой.) Двенадцать сигарет.

Ковалева (возмущенно) . Это не игрушки!

Ковалев. Я не затягиваюсь.

Барбарисов. В принципе мужчина должен дымить.

Ковалева (кладя перед мужем письмо) . От Родичева. И телеграмма от Бориса. Приезжает с Наталкой. (Беспокойно.) Но когда же? Что стоило сообщить номер поезда?

Барбарисов. Лишний гривенник.

Ковалева (Барбарисову) . Я на вас сердита.

Барбарисов. Пациенты делятся на две категории: одни в основном здоровы, но любят лечиться, другие больны, но не любят лечиться.

Ковалева. Гадай, когда они появятся. Ирина не звонила?

Ковалев. Нет.

Голль. Она вместе с Кириллом и Максимом.

Ковалева (Ковалеву) . Тринадцатой не будет! (Уходит с пепельницей.)

Ковалев (Барбарисову) . Ты предатель.

Барбарисов. Я могу обманывать всех, кроме Даши.

Ковалев (пробегая глазами телеграмму; Голлю) . Вот тоже судьба... Борис, Дашин брат. С первого курса ушел на фронт. В сорок первом под Смоленском контужен в танке. Без сознания попал в плен. Выжил. Фашистские лагеря. Работал в автомастерских. Познакомился с девчушкой с Украины. Бежали в Швейцарию. В поезде схватила полиция. Били их. Сильно били. Снова концлагеря. Потеряли друг друга...

Голль. Потеряли, но не навсегда.

Ковалев. Нашли... После войны. Американцы освободили Бориса, отправили в Швецию, в свой лагерь.

Голль. А сейчас?

Ковалев. В Харькове, начальник участка на машиностроительном заводе.

Голль (с нажимом) . Имел возможность учиться после всех лагерей?

Ковалев (неохотно) . С учебой вышло не очень складно.

Голль. Не принимали?

Ковалев. Заочный техникум закончил.

Голль. Попал под колесико. (Тепляшину.) Как вы считаете, генерал?

Корниенко (входя) . Здравствуйте, товарищи.

Барбарисов (поднимаясь) . Валентина Алексеевна, вас, как всегда, не хватает.

Корниенко. Ах, Михал Михалыч, вы все еще в строю?

Барбарисов. Старая гвардия не сдается.

Корниенко. Сдается, сдается.

Барбарисов. Если и сдается, то только перед вами.

Корниенко. Могу еще поверить генералу, но не врачу.

Барбарисов. Генералитет хранит гордое молчание.

Тепляшин. Генералитет еще не старая гвардия.

Барбарисов. Вы сегодня удивительно красивая...

Корниенко. А цветы?

Барбарисов. Тюльпаны, Валечка. (Уходит из комнаты.)

Ковалев. Сережа, медицина действует более решительно. (Корниенко.) Борис приезжает.

Корниенко (обрадованно) . Брат? Когда?

Ковалев. С Наталкой... Сегодня...

Барбарисов (входит, освобождая букет тюльпанов от бумаги) . Подвяли частично, но, если окунуть в воду, примут естественный вид. (Отдает цветы Корниенко.)

Ковалев. Знает, что тюльпаны любишь.

Барбарисов. Угадывать желания красивых женщин — мое призвание.

Корниенко. Сергей Васильевич, что же вы разрешаете себя обгонять?

Тепляшин. Не верьте терапевтам, — бывает, они подносят пилюли.

Корниенко. Пилюли подносят и терапевтам, но тюльпаны я все же люблю... (Барбарисову.) Держите цветы, идемте.

Барбарисов (с чувством превосходства) . Так-то, генерал. (Уходит с Корниенко.)

Ковалев. Самое обидное для доктора — все усилия напрасны.

Голль. Удивительно хороша.

Ковалев. Это, кажется, видят все, кроме Сергея.

Тепляшин. Я тоже не лишен зрения.

Ковалев (Голлю) . Все хочу женить его. И — напрасно.

Голль (Тепляшину) . Я бы на вашем месте женился.

Тепляшин. А что же вам мешает? Женитесь.

Голль. Годы, дорогой генерал. Прожитые годы и несчастья.

Ковалев (Голлю) . Вы играете на скрипке?

Голль. Вы считаете, что я скриплю?

Ковалев. Именно. (Вскрывает письмо. Читает. Тепляшину.) Пишет Родичев. Нынешний секретарь обкома.

Голль. Тот, что занял ваше место?

Ковалев (с досадой) . Он занял не мое место, а место секретаря обкома.

Голль. И у вас нет на него никакой личной обиды?

Ковалев (усмехаясь) . Вы все-таки скрипач, Федор Федорович.

Голль. К сожалению, не первая скрипка.

Тепляшин. Для вашей скрипки, пожалуй, ансамбля не соберешь.

Голль. Почему же? Если проявить некоторые усилия... (Ковалеву.) Все-таки не верю, что вам