утренней почтой точно в таком же конверте, адресованном персонально моей подруге. Сожалею, но в порыве отчаяния она, по-видимому, уничтожила оригинал.

Первым делом Шейн бросил взгляд на глянцевый отпечаток. При этом лицо его не выражало ничего, кроме профессионального интереса. На фотографии была изображена молодая девушка весьма привлекательной наружности и, увы, действительно абсолютно голая. Фотограф сумел запечатлеть ее, вероятно, в кульминационный момент ее выступления. Даже для не слишком разбирающегося в подобных тонкостях Шейна было очевидно, что фотография сделана рукой настоящего мастера своего дела. Юлия была представлена в полный рост. Классически совершенное нагое тело неизвестный фотограф запечатлел в момент величайшего напряжения всех духовных и физических сил юной танцовщицы. Чуть приподнятый подбородок, таинственно манящая улыбка на чувственных губах, вытянутые в экстазе руки. Художнику удалось передать даже страстное вопрошающее выражение глаз молодой девушки, в котором, как не преминул отметить про себя Шейн, не было ничего сугубо вызывающего или порочного. На фотографии, сделанной без сомнения при помощи весьма дорогой камеры, можно было разобрать лица шести оркестрантов, расположившихся в глубине сцены, и даже вполне отчетливую надпись «Ля Рома», намалеванную на барабане ударника.

Поперек фотографии уверенным почерком было начертано только одно слово: «Доринда».

Шейн бросил вопросительный взгляд на свою собеседницу и повторил имя вслух.

— О, это сценический псевдоним, который использует Юлия, — объяснила миссис Дэвис. Краска раздражения или стыда уже сошла с ее лица, вернув коже обычный чуть тепловатый оттенок. — Надо сказать, что я намеревалась встретиться с управляющим этого заведения, но он, к сожалению, отсутствовал. Мне удалось переговорить только с одной из хористок, — в этот момент голос миссис Дэвис приобрел особые доверительные нотки, — но она могла сообщить мне только то, что никому из ее приятельниц ничего не известно о Доринде, кроме того, что она хорошо знает свое дело.

— Итак, им неизвестно ее настоящее имя, — задумчиво подытожил Шейн, осторожно кладя фотографию на стол лицевой стороной вниз.

— Боюсь утверждать что-либо определенное, мистер Шейн. Видите ли, у меня сложилось впечатление, что моя собеседница вряд ли была вполне искренна со мной, а порой ее реплики звучали просто вызывающе.

Шейн вздохнул и взял со стола анонимное письмо. Оно было написано на дешевой бумаге, замызганной следами чьих-то, по-видимому, не слишком чистых пальцев. Единственная фраза, нацарапанная карандашом, гласила: «Как вы думаете, поможет ли такая реклама карьере отца Юлии?» Подпись была лаконична и традиционна: «Друг».

— Однако кому-то, тем не менее, известно настоящее имя Доринды, — заметил детектив, бросив листок на прежнее место.

— Конечно известно, — покорно согласилась миссис Дэвис. — Не забудьте, письмо было адресовано моей подруге на ее вашингтонский адрес.

— Что вам еще известно об этом деле?

— К сожалению, ничего. Салли позвонила мне и попросила приехать к ней сразу же после получения письма. Я согласилась отправиться в Майами. Понятно, что после получения такого письма, ее состояние не позволило ей взяться за дело самостоятельно.

— Мне хотелось бы знать ваше мнение, — заметил Шейн, указывая на лежащий перед ним листок бумаги. — Что это, угроза? Или, возможно, просто дружеский жест неизвестного нам лица, пожелавшего открыть родителям глаза на поведение их дочери?

— Откуда мне это знать, мистер Шейн, — вздохнула молодая женщина. — С равной долей вероятности это может быть и то и другое.

Ее очевидная неуверенность в своих словах дала детективу право предположить, что вторая часть его предположения до сих пор даже не приходила в голову клиентки.

— Но если Юлия отказалась разговаривать с вами и предпочла сделать вид, что даже не узнала вас, тогда…

— Это как раз больше всего пугает меня, — прервала его миссис Дэвис. — Как вы думаете, почему она так поступила?

— Вероятно именно потому, что ей всего лишь восемнадцать, миссис Дэвис…

— Нет, вы не понимаете, — настаивала миссис Дэвис. — Я всегда была в наилучших отношениях с Юлией. Я старалась вникать в ее проблемы, когда, по моим понятиям, она особенно нуждалась в совете. Скажу без хвастовства, что мне удалось завоевать ее доверие. Но то, что произошло вчера… — Голос молодой женщины снизился до шепота, и она снова начала нервно мять свои перчатки.

Шейн откинулся на спинку кресла и еще раз более внимательно всмотрелся в лицо собеседницы. Если не считать слезинки, повисшей на длинных черных ресницах, она вполне владела собой.

— Я не совсем представляю себе, как я могу помочь вам в этом деле, — осторожно произнес он после непродолжительной паузы. — Обращаю еще раз ваше внимание на то, что, достигнув совершеннолетия, Юлия имеет все законные права поступать, как ей заблагорассудится.

— При чем тут ее совершеннолетие, — воскликнула миссис Дэвис с неподдельным ужасом. — Девочка несомненно была вынуждена пойти на это. Я никогда не поверю, что она сделала это по собственному желанию. Она не может не отдавать себе отчета, какие последствия будет иметь ее поступок для родного отца.

Прежде чем ответить на последнюю реплику, Шейн закурил новую сигарету.

— Я вполне понимаю ваши чувства, миссис Дэвис, равно как и чувства ее матери. Но, к сожалению, подобные вещи случаются на наших глазах почти ежедневно. Очевидно настала очередь Юлии. Я не сомневаюсь, что со временем девочка образумится.

— Ничего себе утешение, — миссис Дэвис едва не задохнулась от возмущения. — Мне страшно подумать о том, как она каждый вечер выходит совершенно обнаженной на сцену в этом ужасном месте перед похотливыми взглядами мужчин. Если бы вы могли увидеть это собственными глазами!

— Но это был ее собственный выбор, — напомнил Шейн нетерпеливо. — Я не стал бы вмешиваться в это дело даже если бы знал, как это сделать. На мой взгляд, это наихудший вариант из того, что вы можете сделать. Поверьте мне, девочка способна самостоятельно принять правильное решение без какого-либо вмешательства с нашей стороны.

Какое-то время миссис Дэвис недоуменно смотрела на детектива.

— Поверьте мне, что я далеко не ханжа, мистер Шейн, — произнесла она наконец кислым тоном. — Я вполне еще могу отдавать себе отчет, что даже танцы в обнаженном виде перед посетителями «Ля Рома» вовсе не означают, что судьба дочери моей подруги навсегда сломана. Как я уже говорила, я наблюдала за развитием Юлии едва ли не с пеленок. — Миссис