по нему, будто козочки.

Но беглецы не стали взбираться вверх, а пошли берегом, пока последний домик остался далеко позади. И тут Прокоп привёл их в маленькую бухту.

С берега её закрывали густые деревья и кусты, с моря заслонял высокий круглый камень. Кто не знал бы, что здесь эта бухточка есть, хоть сто лет бы искал, не нашёл бы её.

— Ложитесь, отдыхайте, — сказал Прокоп. — Мы здесь пробудем до вечера. А как стемнеет, приедет за нами чёлн, отвезёт вас на морскую крутобокую ладью, а та уж вас доставит до места. Да вы не опасайтесь. Люди на той ладье мне друзья и приятели, и им хорошо заплачено, чтобы вас довезти в сохранности.

— А кто же им заплатил? — спрашивает Ярмошка.

— Твой хозяин, Аннушка.

Тут они все рассмеялись, и Ярмошка сказал:

— Да он, такой-сякой, скорей лопнет, а ни с одной монеткой, пока жив, не расстанется.

— А плачено не деньгами, а драгоценным шёлком, — ответил Прокоп. — И хозяина не спрашивали, а сами со склада унесли, что понравилось. У этих людей такое уж ремесло. Пошлины с купцов что император, что ваши князья берут непомерно велики. С одного Царьград а боле двадцати тысяч золотых монет в день. Уж правда ли, ложь ли, а так говорят. И оттого товары дороги. А эти мои приятели пошлины не хотят платить, товар возят тайком, потайно его доверенным людям сбывают задёшево. И обмануть меня они не посмеют, пото му что вся их жизнь на доверии держится. Сегодня я их на склад навёл, а случись с вами что, я на их след наведу чиновников, сбирающих пошлины, отомщу за вас, и тут им казни не миновать. И поэтому ничего не бойтесь, ложитесь, поспите до вечера.

И сам выбрал тенистое местечко, лёг и тотчас захрапел.

Аннушка сидит вся бледная от пережитого страха и нечаянной радости. А Ивашка ей говорит:

— Ещё недолго потерпи. Месяца не пройдёт, будем дома.

У Аннушки на глазах слезы, она горестно вопрошает:

— А где у нас дом? И нету его! Наше село Малое разрушили, пожгли. От нашего дома, верно, одна печная труба осталась и та, поди, завалилась.

— Нас другой дом ждёт, получше, — отвечает Ивашка. — В богатом селе, в Лодейницах, дяденька Мудрила с тёткой Любашей нас к себе в дети принимают, будут нам наместо родных батюшки с матушкой.

Тут Ярмошка закручинился:

— Хорошо вам у Мудрилы жить будет! А меня мой дядька, такой-сякой, с ремнём в руках дожидается. Не успеем свидеться, отлупит меня. И оттого я не очень тороплюсь домой ворочаться.

— Ты не печалься, — говорит Ивашка. — Ты у твоего дядьки лишний рот, он тебя охотно отдаст. А мы Мудрилу попросим, он тебя возьмёт в ученики, будешь с нами жить.

На том и порешили. Все успокоились, полегли на травку в тени и задремали.

Вот настал вечер, небо потемнело, прохладный ветерок подул, разбудил их. Вода в Золотом Роге тихо плещет. А то не вода, то вёсла неслышно гребут. Пристаёт к берегу чёлн. Настало время прощаться.

— Прощай, Прокоп-Всех-Победишь! — говорит Аннушка и низко ему кланяется. — Спасибо тебе, что спас меня, из злой неволи выручил. Такой ты добрый!

— Не я один тебя выручал, — отвечает Прокоп. — И добрые люди, и злые, каждый по-своему помогли. А спас тебя Ивашка, что он тогда по твоему следу за конём побежал, трудностей не убоялся, всякие бедствия претерпел, а духом не пал, волей не ослабел, довёл д ело до благополучного конца. Молодец, Ивашка!

— Он у меня молодец! — говорит Аннушка. — Молодец, такой-сякой! — вторит Ярмошка. Тут они ещё раз простились с Прокопом, сели в чёлн и поплыли домой.

За морями, за горами, за широкими реками ладейник Мудрила с женой Любашей своих желанных деток ждали — дождались.