— Зачем вы убили его? — негромко спросил Холл.
— При чем здесь я? На рукоятке этого “магнума” 45-го калибра отпечатки только ваших пальцев, — последовал ответ. — Этого вполне достаточно, чтобы Большое жюри, не колеблясь, предъявило вам обвинение в убийстве сотрудника Центрального разведывательного управления.
Бертис Холл покачал головой.
— Я ведь юрист. Слишком просто у вас получается — повсюду мои следы. Наносить чужие отпечатки на рукоятку пистолета или еще куда-нибудь — что-то я раньше не слышал о такой возможности.
— Неужели? — Убийца Роджера Эберли искренне удивился. — Да такие штуки проделывали еще во времена Конан-Дойля. Будет время, попросите из тюремной библиотеки рассказы о Шерлоке Холмсе, вам будет интересно.
Холл уже столько испытал за эту ночь, что, казалось, потерял способность поражаться. Но то, что произошло сейчас, не укладывалось у него в голове. Это было слишком жестоко и страшно. Он понял: те, кто устроил этот кровавый спектакль, не дадут ему выпутаться из этой истории.
Он, не отрываясь, смотрел на стоявшего перед ним убийцу. Коротко подстриженные усы, глаза почти без ресниц. Лицо порядочного человека, не какого-нибудь монстра. Холлу оно даже показалось знакомым. Как же он мог забыть!
Человек с такими приметами приходил к Филипу Никольсу в мотель перед тем, как этот несчастный так неудачно для себя попытался привлечь внимание американцев к страшным последствиям гонки ядерных вооружений. На его крови они нажили политический капитал. Теперь такая же роль уготована и ему, Холлу.
Бертис Холл, не сводя глаз с человека в кожаной куртке, медленно отступал назад, пока не наткнулся на подоконник.
— Это говорит Брунинг, — сказал человек в куртке, прижав к щеке потрескивающий “уоки-токи”. Брунинг с интересом разглядывал стоявшего перед ним адвоката. На фотографиях Холл выглядел моложе и бодрее. Вместе с Эмсли и покойным Фредом Брунинг осуществил акцию с Филипом Никольсом, который давно собирался выступить против “ядерного безумия Вашингтона”. Эмсли и Брунинг; выдав себя за единомышленников Никольса, уговорили его отложить демарш до рождества (чтобы Фред успел все подготовить). В отряде парковой полиции, который блокировал в тот день памятник Вашингтону, был снайпер из отдела внутренних операций ЦРУ, он и прикончил Никольса — по радиосигналу Фреда. Потом Брунингу пришлось немало повозиться с Узстлейком, который прилетел из Флориды выручать своего бывшего служащего. Шантаж не увенчался успехом, Уэстлейк взял да и умер прямо на глазах у Брунинга. Хорошо, что Фред придумал комбинацию с кокаином и притянул к делу адвоката. Фред был умный. Умный? Теперь все лавры достанутся им с Эмсли. Брунинг выполнил приказ, когда пристрелил Фреда. Сделал он это охотно: смерть начальника открывала перед его бывшими подчиненными хорошие перспективы. Особенно теперь, когда генерал Хьюм стал директором.
— Можно запускать полицию и приглашать журналистов, — закончил Брунинг и сунул передатчик в карман.
Холл понял, что его ждет. С неожиданной для Брунинга ловкостью он вскочил на высокий подоконник и выбросился из окна. Он умер от разрыва сердца, не успев коснуться земли; звон разбитого и посыпавшегося вниз толстого оконного стекла заглушил его предсмертный крик — во всем доме были прочные двойные рамы.
Из сообщения Эй-би-си:
“На середину января в Вашингтоне намечена грандиозная демонстрация участников антивоенного движения. Сторонники ядерного разоружения намерены потребовать от администрации резкого сокращения военных ассигнований, переговоров с Советским Союзом об ограничении гонки вооружений.
Представители Белого дома сообщили корреспондентам, что секретная служба, опасаясь террористических актов, направленных против президента, усилила меры безопасности в ответ на решение пацифистских групп провести демонстрацию. Семь самосвалов с песком установлены у главных ворот Белого дома. Вокруг Белого дома сооружаются дополнительные бетонные заграждения. Резиденция президента все больше начинает походить на хорошо укрепленную крепость”.
“Смена”, № 11–16, 1984 год.