когда будет подглядывать за нами в холле.

— О чем ты говоришь? Что за маскировочный наряд?

— Сам увидишь.

— Ну, ладно, скажи, что ты надела?

— Ну… на мне такая белая блузка, — Клэр продолжала, — знаешь, с открытым воротом и нитка бус из мелкого жемчуга. Затем, темная юбка в обтяжку с широким черным поясом, это тот, что с серебряной пряжкой…

Слушая ее, Клинг невольно улыбнулся. Он представил себе Клэр в телефонной будке, которая стоит на территории университета. Он знал, что будка мала, и Клэр приходится сгибаться над трубкой. Ростом Клэр была под метр восемьдесят, и будка была низковата для нее. Ее волосы, черные как смоль, зачесаны назад, ее карие глаза приобретают особую живость во время разговора, на лице у нее, возможно, играет легкая улыбка. Ее белая блузка конусом сходит вниз и плотно обтягивает узкую талию, черная юбка плавно облегает ее широкие бедра и подчеркивает стройность ее длинных ног.

— … чулок нет, потому что на улице стоит жуткая жара, — сказала Клэр, — и черные туфли-лодочки на высоком каблуке — вот и всё.

— Ну, а где же маскарадный наряд?

— А я купила себе новый бюстгальтер, — прошептала Клэр.

— Ага?

— Ты бы видел, как он меня преобразил, Берт. — Она замолчала. — Берт, ты меня любишь?

— Ты же знаешь, что люблю, — сказал он.

— Она только что спросила его, любит ли он ее, — сказал Мейер, и Клинг скорчил кислую рожу.

— Тогда скажи мне об этом, — прошептала Клэр.

— Сейчас не могу.

— А позже скажешь?

— М-м-м, — промычал Клинг, с опаской озираясь на Мейера.

— Ладно, подождем, пока увидишь мой новый бюстгальтер, сказала Клэр.

— Да, жду с нетерпением, — сказал Клинг, оглядываясь на Мейера и тщательно подбирая слова.

— Что-то я не слышу заинтересованности в твоем тоне, — сказала Клэр.

— Я очень заинтересован. Просто мне сейчас трудно говорить, вот и все.

— Называется «Изобилие», — проговорила Клэр.

— Что?

— Бюстгальтер.

— Очень мило, — сказал Клинг.

— Что они там делают? Стоят у тебя за спиной и дышат в затылок?

— Ну, не совсем так, но почти. Думаю, нам лучше сейчас попрощаться. Увидимся в шесть тридцать, дорогая.

— В семь, — поправила Клэр.

— Хорошо. Пока, милая.

— Изобилие, — прошептала она и повесила трубку. Клинг положил трубку обратно на рычаг.

— Ну, хорошо, если хотите, — сказал он, — я позвоню в телефонную компанию и попрошу их притащить сюда телефонную будку.

— Здесь не положено вести частные разговоры за счет городского бюджета, — сказал Карелла и подмигнул Мейеру.

— Не я звонил. Мне звонили. И кроме того, человек имеет право на кое-какую частную жизнь, даже несмотря на то, что он работает с бандой сексуально озабоченных уродов. Я не понимаю, почему я не могу поговорить со своей невестой без грязных…

— Он обиделся, — сказал Мейер. — Он уже называет ее невестой, а не просто своей девушкой. Послушай, поговори с ней. Перезвони и скажи ей, что ты выгнал всех этих горилл из комнаты и можешь спокойно поговорить с ней. Ну, валяй.

— Идите к черту! — сказал Клинг и в раздражении повернулся к машинке. Забыв, что не исправил опечатку, он снова принялся печатать и тут заметил, что печатает поверх уже напечатанного текста. В приступе ярости он выхватил из машинки уже почти готовый отчет и беспомощно завопил: «Видите, до чего вы меня довели? Теперь придется начинать все с начала!» Он в отчаянии покачал головой, взял из верхнего ящика стола новые бланки белого, голубого и желтого цвета — формы отчетности установленного образца для отдела детективов — переложил их листами копировальной бумаги и снова принялся неистово барабанить по клавишам.

Стив Карелла подошел к затянутому решеткой окну и посмотрел вниз на улицу. Потоки предвечернего солнца очертили его высокую и слегка нескладную фигуру, наделив ее некоторыми чертами обаяния и деликатности. Но впечатление это было обманчиво — от глаз была скрыта разрушительная мощь, которая таилась в этом мускулистом и тренированном теле. Облитые солнцем высокие скулы и любопытный прищуренный глаз придавали его лицу что-то восточное.

— В это время дня меня обычно клонит в сон, — сказал он.

— Это потому что скоро придет наша смена, — сказал Мейер, взглянув на часы.

По комнате разносился бойкий стук пишущей машинки Клинга.

По штату в 87-ом полицейском участке числилось шестнадцать детективов, не считая лейтенанта Бернса. Из шестнадцати четверо обычно выполняли те или иные особые поручения. На участке, таким образом, оставалось двенадцать человек, которые были поделены на четыре дежурные смены по трое в каждой команде. В отличие от патрульных полицейских детективы сами составляли графики дежурств, придерживаясь, несмотря на вносимые изменения, определенного порядка. Сутки делились на две смены: с восьми утра до шести вечера и с шести вечера до восьми утра. Ночная смена была длиннее, и никто из детективов ее особенно не жаловал, но, тем не менее, все аккуратно заступали на нее раз в четыре дня. Каждый четвертый день назывался «свободным от службы» — термин явно неудачный, потому что, строго говоря, все полицейские находятся при исполнении своих служебных обязанностей двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. Помимо прочего, многим детективам этот «свободный от службы» день необходим для бюрократического оформления служебных дел, требующих беготни по кабинетам, крайне важной вещи, на которую никогда не хватает времени. Установленный график выдержать было крайне сложно. Менялись полицейские, выполняющие специальные задания; ежедневно с понедельника по четверг проводились совещания детективов участка, связанные с процедурой опознания подозреваемых, на которых полагалось присутствовать хотя бы для того, чтобы познакомиться с людьми, которые совершают преступления в городе, так как детективам зачастую приходилось выступать на судебных заседаниях в качестве свидетелей. Много было разных причин, по которым составляемый график дежурств оставался графиком лишь на бумаге. Менялись смены, команды, приходили и уходили люди. Часто в дежурке находилось восемь человек вместо трех. Сменный график составлялся на неделю, но не соблюдался.

Но несмотря ни на что одно неписаное правило соблюдалось неукоснительно. Заступающая смена всегда прибывала на пятнадцать минут раньше положенного времени — правило перенесенное со времени их работы патрульными. Поэтому не подвергалось сомнению, что ночная смена, заступающая на дежурство с шести вечера, должна подтянуться где-то между 5.30 и 5.45.

Часы показывали пять пятнадцать, когда зазвонил