- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »
Владимир Нечволода День первый
Рулевой теплохода «Капитан» Владимир Нечволода провел первую баржу с тюменской нефтью из Нефтеюганска на Омский нефтеперерабатывающий завод. Поэт Владимир Нечволода написал об этом стихи:Мы нефтью пропахли от пят до волос,
Мы черными, рыжими стали насквозь.
Зато, как опара на пенных дрожжах,
Качается жидкое солнце в баржах.
Е. АНАНЬЕВ, ответственный секретарь Тюменской писательской организации Разбухла река. Поднялась на дрожжах апрельских снегов, перехлестнула через край осевших дамб, сдвинула дошники в котловине за ДОКом, иные снесла с фундамента и вытолкала на середину к медленно плывущим бревнам, сорванным калиткам, лодкам, шапкам мусора. Куда песет? У какого берега пристанет, частью чьего хозяйства обернется снятое половодьем добро?.. Монастырь равнодушно смотрит с крутояра на озабоченные толпы людей: «Выбрали место, где поселиться! Чего лезть в низины, на заливные косы? На правом берегу до сосновых боров свободна земля…» Речной порт деловито шумит машинами. Его пора. В затоне судоремонтного завода суда большей частью еще в ржавых оскоблинах, пузырях невнятных цветов. Один лишь белоплечий «ОТ» у самого входа отлажен и параден. Водометы, колесные пароходы, туфлеобразные буксиры звякают, скрежещут, ухают. И от палубы к палубе, от мелкого катерка до широкогрудой морской самоходки кружит пронзительный, быстрый запах корабельной краски. В ряду других колесных улит — «Командор». Нос его обезобразили стальной квадратной нашлепкой, превратив в толкач, чтобы можно было вплотную прижаться к барже, стянуться с ней натуго вожжами тросов и двигать груженую против течения. А баржи — вон они на рейде. Якорями уцепились за дно реки и покачиваются на плаву, серебристые, гладкие; только отводные трубы танков позевывают да сутулятся ручные лебедки. Алеша перебрался по трапу на грязный пароход. «Когда же его мыть и красить начнут? Никого на палубе не видно. Через неделю же навигация. Работнички!» Алеша подтянул повыше брюки-дудочки, чтобы не задеть ржавчиной, попереступал по-жеребячьи через неприглядные железяки, обрезки, бухты, ведра, сунулся по правому борту в каюту капитана. Закрыто. — Чаво нада? — хрипловато акнули сбоку. Из проема матросских кубриков поднималась голова в облезлой серой шапке. — Капитана. — Нету яво. Я тута. Мужичок осторожно вынул направление из Алешкиной ладошки. — Фамилия твоя тяжелая. Да? Алексей потянулся за листком: — Дай. — Зачем? — удивился тот. — Мне велено брать. Пойдем, каюту покажу. Переберешься, как машину запустят… Вот твоя каюта. На пару с Пономаревым будете. Он из ГПТУ — на практике. Сядет, в Тобольске. Пойдем, дам робу и кисть. — Зачем? — ошеломился Алешка. — А трубу красить. Алешка рывком откинул со лба прядь белесых волос и пояснил в спину, видневшуюся уже из дальней каюты: — Я рулевой, а не маляр! — Ага, — пробухало в каюте. — Заходи. Везет тебе: первый. Выбирай одежду и ботинки. И простыни с одеялами возьми. Диме тожа. Краска у меня в форпике. Туда придешь, как оденешься. Курить есть? — застеснялся вдруг небритый.
Рисунки Е. Охотникова
— Есть, — Алексей снисходительно протянул «Нашу марку». — Ну, ты и распоряжаешься! Не влетит от кэпа? Я — ру-ле-вой. — Ага, — мужичок довольно дунул в мундштук папироски. — А я старпом. Корпиков. Можешь величать Ляксандром Ионычем.
Каюта рулевых маленькая. По обе стороны дверей — два рундучка, две койки, столик. Если встать на него и высунуться в иллюминатор, увидишь сверху предохранительную деревянную решетку, а справа — недвижные широкие металлические плицы колеса. Алешка плюнул в мутную воду, втянулся в каюту, задраил иллюминатор. Переоделся. Ботинки толстой свиной кожи придется разминать не один день. А тельняшку дадут? — Старпом, — высунулся он в коридор, где возился с матерчатыми тюками Корпиков, перетаскивая их в красный уголок. — А тельняшку дадут? — Какую такую? — обернулся тот. — А… В плавлавке купишь. «Что за плавлавка? Ладно, потом». За переборками звякало. Значит, кто-то еще есть на пароходе. И точно: из машинного отделения вылетел черный берет, за ним выскочил тоненький чумазый парнишка. Присел, прикрыл беретиком макушку, склонил по-цыплячьи голову, зачем-то провел пальцем по Лешипому ботинку. — Не жмут? — Нет, — растерялся Алеша. — Коля, — вставая, протянул чума пик руку. — Заместитель механика по тяжелым маслам. Голос звенящий, струпный. — Нико-олай, — прогудели внизу, — Инструмент слева за дверью. — Несу-у, — пропел заместитель механика и поманил Алешку к себе. — Давно на флоте? — шепотом спросил. — Первый год, — тоже шепотом ответил Алеша. — А что? — Понимаешь, старпом на меня злой, а тебе не откажет. Попроси левый кнехт сдвинуть на двести девяносто дециметров, скажи — механик велел: центровка нарушена, машину никак не запустим. Мне одному не под силу. Вона идет. — Александр Ионыч! — послушно повернулся Алексей в дверной проем, где завиднелась серая шапка. — Механик просил левый кнехт осадить… Ах ты! — кинулся он за юркнувшим вниз масленщиком. — Га-га, гы-гы, хо-хо-хо, — зазвенело,
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (8) »