заметить, что «в самодержавном управлении, где государь делает что хочет, трудно утвердить законы. Вот сегодня мы поднесем государю, он утвердит, а завтра отменит. Это мы видим сами теперь ежедневно».

В описываемые годы Гагарин почти безвыездно жил в Петербурге, но имение себе он уже приглядел. Произошло это, по всей вероятности, не ранее 1775 года, когда сочетался он законным браком с девицей Прасковьей Федоровной, урожденной Воейковой.

Про нее мы никаких подробностей не знаем, за исключением того, что замуж она вышла восемнадцати лет; и еще в письмах княгини Натальи Репниной к князю Александру Куракину нашлась такая шпилька по поводу молодой Гагариной: «Сколько я могла приметить, то достоинства ее весьма закрыты».

Уж не Федора ли Матвеевича Воейкова, генерал-аншефа и святого Александра Невского кавалера дочь пошла с князем под венец? «Российская родословная книга», изданная в 1857 году Петром Долгоруким, про генерал-аншефа сообщает, что был он «муж ума замечательного и редкой по своему времени образованности», а также подтверждает и нашу догадку. А раз это так, то свояком с 1775 года князя Гагарина стал литератор, позже профессор Дерптского университета Александр Федорович Воейков.

И получается довольно любопытная ситуация, когда за государственным столом князь Гагарин восседал бок о бок с патриархом русского классицизма, главой литературного кружка архаистов, а за столом домашним делил семейную трапезу с членом будущего озорного и остроязычного «Арзамаса». Становится понятно, почему в 1930-х годах тогдашний директор Литературного музея Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич дал указание сделать фотографии и тщательные обмеры усадьбы Богословское-на-Могильцах. Весьма соблазнительна мысль, что в те годы в распоряжении Владимира Дмитриевича имелись не дошедшие до нас документы о том, что чарующая своим голосом Евтерпа — муза поэзии — не раз приводила под сень усадебных деревьев знаменитых своих питомцев…

Эти снимки с немалым трудом отыскались в архиве Литературного музея. Сделал их в 1933 году А. Т. Лебедев — фамилия его хорошо известна подмосковным краеведам. Его работы имеются и в Союзреставрации, и в филиале Музея архитектуры в Донском монастыре (недавно родственники Лебедева сдали сюда несколько альбомов с видами подмосковных усадеб, все они также датированы началом 30-х годов — интересна эта коллекция чрезвычайно!).

Серия снимков с надписью на обороте «Богословское-на-Могильцах» не порадовала нас ни скульптур^ ными группами у пруда, ни изображением барского дома — все это к моменту съемки уже безвозвратно исчезло. А. Т. Лебедев сфотографировал церковь, аллею к прудам и один из прудов. Для дальнейшей реставрации усадьбы, которая, хочется верить, будет успешно завершена, эти снимки имеют немалое значение.

Однако же вернемся в век девятнадцатый.

О Воейкове на страницах воспоминаний его современников много добрых слов не соберешь. Один из первых «арзамасцев», он получил в этом обществе прозвище Дымная печурка.

В «Арзамасе» прозвища были у всех: Пушкин — Сверчок, Вяземский — Асмодей, Батюшков — Ахилл, Жуковский (из чьих баллад были взяты все эти имена) — Светлана. А вот Воейков — Дымная печурка… «Он не имеет довольно постоянства, чтобы держаться одной и той же мысли», — писал о Воейкове Василий Андреевич Жуковский. Воейков принес Жуковскому много горя. Войдя в близкую ему семью Протасовых, он исковеркал жизнь дорогим поэту людям, свел в могилу совсем молодой Сашу Протасову, ставшую по воле властной матери его женой…

Задира и скандалист, особенно когда бывал во хмелю (а с годами это случалось все чаще), он затевал бурные ссоры, и каждый раз посылали за Жуковским, которого Воейков явно побаивался…

А был Воейков далеко не бесталантлив, его поэма «Дом сумасшедших» пользовалась большой популярностью, вошла в историю отечественной литературы, и Пушкин не раз отмечал его стихи. Но… Дымная печурка. Лучше и не скажешь.

Для князя Гагарина близость к литературным кругам не была случайной. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона говорит в биографической справке о нем: «князь-писатель». Правда, в длинном списке произведений большей частью труды богословского характера: различные акафисты и описания житий и чудес. Но были у него, возможно, и другие творения, однако историки литературы приписывают их князю с большой осторожностью.

Считается, что он автор перевода комедии французского драматурга Ж. Ф. Сен-Фуа «Арлекин в серале» (1769). Отдавали ему многие современники и авторство популярной в те годы эпитафии: «Прохожий! Ты идешь, но ляжешь так, как я…»

А что говаривали они о князе?

Упомянутый уже нами Ильинский писал, что был тот «умным и веселым человеком». Князь Николай Репнин, скучая о нем, сетовал в письме князю Борису Куракину: «Князь Гагарин точно в воду канул. Я об нем совсем ничего не слышу». Граф П. В. Завадовский писал о Гагарине в июле 1800 года одному из братьев Воронцовых: «Он мне сделал чувствительное благодеяние. Молви при случае, я тебя прошу, и от себя за то ему спасибо. Я ему благодарен на весь мой век».

В рекомендательном письме, данном Гагарину во время первого его путешествия по Европе, русский посланник в Польше К. Сальдерон так отзывался о нем: «Этот молодой человек, который обещает много; я знаю, что у него есть честь и чувство. Оказывайте ему всевозможное внимание и учтивость: он заслуживает».

П. И. Панин писал А. Б. Куракину о молодом князе: «Он хотя именем не богат, но чувствием истинных добродетелей и прилежанием к познаниям изобилен».

А как проявил он себя на государственной службе?

И здесь имеются у нас довольно обширные свидетельства. Известно, что князь успешно показал себя на дипломатическом поприще: в 1790 году был в составе посольства, подписавшего выгодный для России договор со Швецией. Но еще больших успехов Гагарин достиг в вопросах политики внутренней.

В огромном библиотечном картоне «Указов и распоряжений Павла I» под № 90 подшита записка Гагарина и генерал-прокурора П. X. Обольянинова «О распространении и усовершении шелковичного производства в полуденных губерниях Российской империи». Дотошно обследовав Астраханскую губернию и горную часть Крымского полуострова, авторы записки приводят свои предложения о том, как увеличить выгодное государству дело, какие на это надобны средства и как скоро будет от них отдача.

А за год до этого Гагарин письменно изложил свои соображения о заселении восточных окраин Сибири, опять же скрупулезно подсчитав, какой будет доход казне от возделывания пустующей земли поселенными на ней отставными солдатами, а также семьями