Н. А. Лейкинъ ПРІѢХАЛИ

I

Кухарка Дарья, среднихъ лѣтъ женщина съ угреватымъ лицомъ, была уже давно на дачѣ и приготовлялась въ кухнѣ стряпать обѣдъ для господъ, когда пріѣхала горничная Аннушка, молодая дѣвушка съ вздернутымъ кверху носикомъ и быстрыми лукавыми глазами, очень миловидная и франтовато одѣтая. Она пріѣхала въ извозчичьей пролеткѣ.

— Безъ возовъ? А кто-же съ возами-то ѣдетъ? — встрѣтила кухарка горничную.

— А это ужъ дѣло не мое. Никогда я на возахъ не ѣздила и ѣздить не буду, — отвѣтила горничная, пощелкивая кедровые орѣхи. — Я себя совсѣмъ не такъ соблюдаю, чтобы мнѣ съ ломовиками якшаться. А вдругъ я знакомаго кавалера встрѣчу? Такъ, вѣдь, это одинъ срамъ.

— Нѣтъ, я къ тому, что, вѣдь, барыня наша хотѣла тебя съ возами отправить.

— Пусть она поблагодаритъ Бога, что я ее самое не отправила.

— Это барышня-то? Ну, ну, ну, потише.

— Я сама скоро буду барыней.

— Ну, Анютка, не сносить тебѣ головы! — развела кухарка руками.

— А куда-же она у меня съ плечъ дѣнется?

— Голова-то, пожалуй, у тебя на плечахъ останется, а что барыня протуритъ тебя съ мѣста, такъ ужъ это какъ пить дать.

— Вотъ тогда-то я и сдѣлаюсь барыней. Сейчасъ-же рядомъ съ вами мнѣ баринъ дачу найметъ. А ты тогда ступай ко мнѣ въ кухарки. Я рублемъ въ мѣсяцъ дороже дамъ.

— Что? что? Да ты никакъ съ ума сошла! — воскликнула кухарка.

— Отчего-же? И увѣряю тебя, что я супротивъ Марьи Павловны рубль прибавлю.

— Да меня хоть озолоти, такъ я тебѣ, подлюгѣ, служить не буду! — гордо отвѣтила кухарка. — Больно жирно будетъ, если такимъ сорокамъ служить.

— Прочванишься, мать моя, — спокойно проговорила горничная и, спохватясь, прибавила:- Однако, что-жъ я? Надо посмотрѣть, какая мнѣ комната будетъ.

— Да вотъ, мнѣ съ тобой комната подлѣ кухни.

— Нѣтъ, нѣтъ. Я съ тобой спать не буду. Мнѣ баринъ отдѣльную комнату обѣщалъ дать, иначе я не согласна.

— Баринъ? Не знаю. А барыня мнѣ сказала, что ты будешь спать со мной.

— Чихать я хочу на барыню!

Горничная вышла изъ кухни и принялась ходить по комнатамъ дачи. Черезъ нѣсколько времени она вернулась.

— Отличная комната мнѣ есть, — сказала она. — Ты чего зубы-то скалишь? Чего ехидничаешь! Не можетъ-же горничная быть безъ комнаты, если она съ уборкой бѣлья. Гдѣ-же я бѣлье убирать буду? Гдѣ-же я бѣлье гладить буду?

Черезъ часъ пріѣхали возы съ мебелью. Извозчики начали разгружаться.

— Куда мебель-то ставитъ? — спрашивали они горничную.

— А ужъ это пускай сами господа вамъ указываютъ, когда пріѣдутъ, а я тутъ не при чемъ. Вотъ вамъ двугривенный отъ меня. Идите и выпейте покуда за мое здоровье. Да барынѣ не извольте говорить, что я на возу не ѣхала, если она спрашивать будетъ.

— Намъ что! Намъ какое дѣло! — махнулъ рукой одинъ извозчикъ.

— Намъ только, чтобы предоставить все въ правильности, — проговорилъ другой извозчикъ и прибавилъ:- А за угощеніе спасибо.

Оба отправились выпить.

Пріѣхала, наконецъ, извозчичья карета. На козлахъ вмѣстѣ съ извозчикомъ сидѣлъ маленькій гимназистъ. Онъ тотчасъ-же соскочилъ съ козелъ и началъ снимать изъ-подъ ногъ извозчика ящикъ съ морскими свинками. Баринъ Михаилъ Ивановичъ отворилъ дверцы и оттуда выскочили два мопса — Амишка и Мимочка, и залаяли. Баринъ выставилъ попугаячью клѣтку съ попугаемъ и крикнулъ стоявшей передъ каретой горничной:

— Принимай-же Аннушка! Чего-же ты стоишь, какъ истуканъ!

— Ну, вотъ… Ужъ и истуканъ! Я даже извозчикамъ мебель съ возовъ снимать помогала.

Горничная подскочила къ каретѣ и взяла попугаячью клѣтку.

Изъ кареты вылѣзла нянька съ ребенкомъ. Нянька осмотрѣла заросшій травой дворъ и съ неудовольствіемъ пробормотала:

— Ну, ужь и дача! Гдѣ-же мы съ Оленькой гулять-то будемъ? И желѣзной дороги даже нѣтъ, на которую ходить можно. То-ли дѣло въ Озеркахъ на этотъ счетъ! Тамъ одна станція чего стоитъ!

Вытащили изъ кареты три-четыре саквояжа, двѣ корзинки — одну съ часами, другую съ лампой, узелъ съ чѣмъ-то, и, наконецъ, показалась барыня Марья Павловна.

Нянька продолжала критиковать дачу:

— А гдѣ-же садъ-то при дачѣ? Это четыре-то сосны садомъ называются?

— Закаркала, закаркала ужъ! И не видала я женщины недовольнѣе нашей няньки! — воскликнула барыня. — Ты, милая, вѣдь еще и оглядѣться не успѣла, а ужъ хаешь.

— Да ужъ я вижу, что тутъ ребенку и на солнышкѣ погрѣться будетъ негдѣ.

— Возы пріѣхали? А гдѣ-же извозчики-то? — опрашивала барыня.

— А гдѣ! У извозчиковъ одно мѣсто, куда они ходятъ, — отвѣчала горничная. — А только, барыня, я вамъ прямо скажу, съ кухаркой въ одной комнатѣ мнѣ умѣститься и думать нечего. Гдѣ-же я тогда бѣлье-то убирать буду? Вѣдь вы спрашиваете, чтобъ все въ порядкѣ было.

— Опять насчетъ комнаты? Да не терзайте вы мою душу хоть сейчасъ при переѣздѣ-то.

— Нѣтъ, ужь какъ хотите, а тамъ даже гладильной доски не поставитъ! И чего вы сквалыжничаете изъ-за комнаты, я не понимаю! — не унималась горничная. — Я помотрѣла дачу… Лишняя комната, какъ разъ, для меня есть.

— Сквалыжничаете! Какъ ты смѣешь говорить, что я сквалыжничаю! Михаилъ Иванычъ! А ты развѣсилъ уши и слушаешь такъ, какъ будто-бы это не твое дѣло. Уйми эту наглянку.

— Анна! Если ты не замолчишь, то я… Что это такое! — слегка возвысилъ голосъ баринъ.

Горничная зашла за спину барыни и выставила ему языкъ. Извозчикъ, видѣвшій съ козелъ эту сцену, даже захохоталъ. Баринъ оконфузился, не зналъ, что сказать и убѣжалъ въ дачу.

— Ты чего смѣешься, дуракъ! Тебѣ чего смѣшно? — крикнула на извозчика барыня и стала съ нимъ разсчитываться за карету.

— Да какъ-же не смѣяться-то, барыня, коли она языкъ…

— А вотъ за, то, что не умѣетъ языкъ держать на привязи, за это ей и досталось. Ну, молчи. А то я и на чай тебѣ не дамъ.

Появились ломовые извозчики.

— Съ пріѣздомъ, ваша милость… — кланялись они, снимая картузы.

— А вы чего по кабакамъ шляетесь? — встрѣтила ихъ барыня. — Гдѣ-бы мебель въ дачу вносить, а вы…

— Да мы и хотѣли для вашей чести вносить, а госпожа горничная говоритъ: господъ дожидайтесь. Пріѣдутъ и укажутъ, какъ и что…

— Дождется ужъ эта госпожа горничная, что я ее протурю за ея распоряженія. Тащите обѣденный-то столъ въ балконную комнату. Это столовая будетъ.

Барыня вошла въ дачу и прошла въ кухню. Тамъ кухарка чистила картофель.

— Ну, что, Дарьюшка, растопила-плиту? — спросила ее барыня.

— Растопить-то растопила, принесъ дворникъ гнилую доску отъ забора вмѣсто дровъ. Но какая это плита, помилуйте! Всего только въ двѣ канфорки… — плакалась кухарка. — Вотъ когда мы на дачѣ жили съ генеральшей, то тамъ плита…

— И эта