Хамид Джемай В шкуре бандита

Падающим звездам,

Освещающим мой путь из пустоты…

Моей матери, сотканной из любви и доброты.

Этим дням и этим ночам с полной луной…

Моему alter nativa и Тибо, которые следуют за мной.

Пролог Вчера — это прошлое

Завтра для счастья не существует. Счастье — это сейчас или никогда.

Рене Баржавелъ. «Если бы я был Богом»

Сейчас я смотрю на настоящее, я пытаюсь ему сопротивляться. Я люблю жизнь и рассчитываю остаться в живых. В моей голове нет никакой путаницы. Я в здравом уме и прекрасно понимаю, что дал этой сумасшедшей планете недостаточно, чтобы оставить ее уже сейчас.

Слова мне подарили звезды. Они создали меня, я учусь их понимать… Мои истины в этих буквах. Моя звезда пишет этими ломаными рифмами, этими наперед просчитанными шагами. И больше нечего добавить. В этом нет ничего жестокого. Жестокость состоит в том, что мы не выбираем свою звезду, — это самое ужасное. Жизнь и ее жестокость могут причинять боль, но они же могут и доставлять радость.

Место, где я живу, где я вырос, — это то место, где у тебя нет выбора. Париж… Город Света в огненном кольце, чистейший алмаз, обрамленный пригородами, как нечистотами, понимаете? Красавица и чудовище, принцесса и бес. Два параллельных мира, которые сосуществуют, иногда пересекаются, но никогда не смешиваются друг с другом. Смешение невозможно! Между этими мирами — пропасть. Когда Париж наряжается, его пригород плачет, спрятавшись в платяном шкафу, он измучен; но когда прихорашивается пригород, Париж держится настороже. Пригород — это союзник, которого сложно приручить, с которым сложно подружиться, несмотря на заслуженное за долгие годы доверие. Все дело в том, что он отдает ровно столько, сколько берет взамен.

Вот что я понял за двадцать лет: пригород питается своими жителями, а его жители питаются им. Но осторожно: иногда он бывает так голоден, что мы даже представить себе не можем, каким может быть его аппетит. Он постепенно тебя засасывает, и тебе хочется все больше и больше… Каждый учится утолять свои аппетиты по-своему, каждый живет по-своему день за днем: одни отправляются в ад, другие заканчивают тем, что проводят по четыре часа в день во дворе. Но все же есть и победы, они возбуждают: друзья поздравляют, враги угрожают. Но у меня все по-другому: скажу честно, школа — это не мое. Я был достаточно успешным учеником, пока не наступил тот возраст, в котором я вдруг понял, что я способный… но не для школы, а для другого.

Так я сделал свой выбор. Жестокий опыт, школа жизни. Посреди ночи побеждать жестокость на маленьких улочках, учить других ходить рука об руку со своей семьей. Пропитаться стенами, которые сделали меня, пощупать крупные купюры, чтобы строить на прочной основе.

«Обосноваться на крепком фундаменте» — такую фразу мог произнести какой-нибудь президент в эпоху колонизации. И все-таки я никогда не переставал писать. Каждое утро я пытаюсь рифмовать строчки и свое будущее, но, скажем, иллюзий я строю уже меньше. Чем дальше ты продвигаешься, тем быстрее тебя настигает прошлое, и ты понимаешь, что все определяют деньги. У этой фразы нет никакого продолжения: все определяют деньги.

Когда вся эта история только началась, никто из нас не подозревал, что все эти поступки неизбежно повлекут за собой последствия. Но будем считать, что все это — от наивности и недостатка опыта, а может быть, и от того и от другого…

Глава I Воспоминание и невинность

Я — Карнал. Ну, в общем, меня так прозвали. В честь принцев заброшенных улиц, кварталов и городов, а еще потому, что это прозвище похоже на мое настоящее имя. Стиль и «стилос латинос» — мне всегда нравилось рифмовать слова… Мой отец — алжирец, моя мать — француженка, мое настоящее имя — Карл, но сделайте как я: забудьте об этом.

Я всегда был послушным, из невыносимого негодяя я мог сделать конфетку. Окружающие часто упрекали меня в этом, но именно так иногда и начиналась настоящая дружба… Я далеко не святой, но и не последняя сволочь, поэтому я пытаюсь найти свой путь где-нибудь посредине.

Конечно, мне хотелось бы зарабатывать на жизнь тем, что я пишу. Но в данный момент мои стихи могут накормить только ящик стола. Работы, подработки, мелкие сделки — у меня не получается долго работать на одного и того же шефа; впрочем, единственные постоянные вещи в моей жизни — это ручка и записная книжка. Они всегда со мной — в кармане джинсов.

Они нужны мне, чтобы я не был похож на страдающего аутизмом, который слоняется по улицам города и бормочет себе под нос зарифмованную фразу, чтобы не забыть ее. Сейчас я работаю на стройке, как бродяга, ношу мешки и жду, когда наконец смогу жить за счет своего творчества.

Я вырос в более или менее спокойном квартале. Больше всего я ценил его разнообразие. Это здорово — жить в big meltingpot^[1]. Рабочий квартал — здесь чемпионом не вырастешь.

Еще со мной тусуется Марко. Все называют его Маркусом — из-за сериала, который крутили по телеку года два назад. Он очень похож на главного героя: ожесточенный мафиози, который постоянно заводится без всякого повода. И так как он все время повторял:

— Меня зовут не Маркус, а Марко!

…это прозвище так с ним и осталось.

Он наполовину француз, наполовину тунисец с португальскими корнями. Но это тут совершенно ни при чем. Проблемы закрытых национальных сообществ, самоидентификации и интеграции — все это мыльный пузырь. Маркус это понимает, как и все наше поколение. Для многонациональных людей не существует никакого расизма.

— Никакого расизма, потому что все мы в одном и том же дерьме!!!

Однажды он прокричал это в лицо одному перепуганному фашисту, перед тем как расквасить ему челюсть. Честно признаться, он того заслужил.

Они стояли на платформе надземного метро. Маркус вежливо спросил у того парня:

— Простите, мсье, у вас не будет сигареты?

Я был там и помню все, как будто это было вчера: этот тип лет сорока в костюме, сухой и бледный, нервно бросил ему в лицо:

— Вот она, Африка, — одни попрошайки!

Он бы еще назвал его «ублюдком»! Чертова гремучая смесь! И тут: БАМ! Да-а, Марко — он такой. Ему немного надо, чтобы взорваться. Национальный фронт со своими вспышками отдыхает. Вообще-то он спокойный чувак, но стоит крови хлынуть в голову, как он взрывается. Один из тех, кто не может заткнуться и промолчать, когда проходятся по его национальности.

Моя полная противоположность. Легавые оскорбляют тебя, унижают, угрожают тебе? Пусть делают что хотят! Вот, что говорю я. Зато эти марионетки,