кабине. o:p/

o:p   /o:p

Грузовик тронулся. o:p/

На обочине дороги o:p/

осталось сиротливое o:p/

успевшее остекленеть o:p/

пятно o:p/

яичницы-глазуньи, o:p/

к которому уже подбирались o:p/

бочком o:p/

проворные сороки. o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

*   * o:p/

   * o:p/

o:p   /o:p

В целом мире тебя нет виновней! o:p/

                                          Иннокентий Анненский o:p/

o:p   /o:p

Одни из нас вышли o:p/

из гоголевской шинели, o:p/

другие — o:p/

из солженицынской зэковской телогрейки, o:p/

третьи, o:p/

наиболее успешные, o:p/

подсуетились примерить o:p/

самую различную одёжку: o:p/

от серого o:p/

наглухо застёгнутого френча o:p/

до лакейской ливреи, o:p/

от живописной рванины хиппи o:p/

до куртуазного смокинга… o:p/

o:p   /o:p

В двадцать лет, o:p/

открыв случайно синий o:p/

с золотым тиснением том o:p/

и увидев чинного, o:p/

благородного господина o:p/

в строгом сюртуке, o:p/

я с недоверием погрузился o:p/

в пенистые волны Валлен-Коски. o:p/

И захлебнулся: o:p/

в ужасе, o:p/

изумлении и восторге. o:p/

Раз за разом я перечитывал o:p/

мучительные, o:p/

невозможные строки. o:p/

С тем же упорством, o:p/

с каким старая o:p/

разбухшая кукла o:p/

ныряла на потеху толпы o:p/

в седой водопад. o:p/

o:p   /o:p

Это был шок, наваждение, o:p/

спастись от которого o:p/

можно было только одним способом: o:p/

украсть эту книгу, o:p/

спрятать под подушку o:p/

и никогда o:p/

никому не показывать. o:p/

o:p   /o:p

До конца жизни o:p/

не позабыть o:p/

леденящее чувство страха, o:p/

липкий пот вдоль позвоночника, o:p/

тяжёлую, o:p/

как бремя роженицы, o:p/

раскалённую книгу o:p/

за брючным ремнём, o:p/

в самом низу живота. o:p/

o:p   /o:p

Всё вышло o:p/

с точностью до наоборот: o:p/

обретённое сокровище o:p/

только прибавило боли o:p/

и глухой o:p/

неотвязной тоски. o:p/

Вечерами o:p/

всё чаще и чаще o:p/

в дом стали являться o:p/

старые убогие чухонки. o:p/

Они до сих пор вяжут o:p/

в тёмном углу o:p/

свои бесконечные петли, o:p/

хотя на полках o:p/

стоят совсем другие, o:p/

купленные мною o:p/

книги o:p/

господина в строгом сюртуке. o:p/

o:p   /o:p

— А где та, ворованная? — o:p/

спросите вы. o:p/

— Во мне, — отвечу я, — o:p/

а теперь o:p/

и в каждом из вас… o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

*   * o:p/

   * o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

С каждым моим приездом o:p/

к чете знакомых старичков o:p/

количество «напоминалок» o:p/

на дверце холодильника o:p/

все увеличивается: o:p/

«Не забудь выключить плиту». o:p/

«Достань курицу из морозильника». o:p/

«Прими лекарства!» o:p/

o:p   /o:p

В последний раз o:p/

я еще в прихожей o:p/

чувствую запах o:p/

чужой верхней одежды, o:p/

воска и формалина. o:p/

o:p   /o:p

В самом низу o:p/

альбомного листа o:p/

большими неровными буквами o:p/

написано: o:p/

«Не плачь, Сёма. o:p/

Представь, o:p/

что я вышла в булочную». o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

*   * o:p/

   * o:p/

o:p   /o:p

Мало того, o:p/

что в собственной стране o:p/

и поём, o:p/

и говорим, o:p/

и пишем o:p/

на скверном o:p/

чужеземном языке, o:p/

так теперь еще o:p/

и восхищаться стали o:p/

не по-русски — o:p/

вау! — o:p/

любой o:p/

несусветной глупостью. o:p/

o:p   /o:p

А русский мужик o:p/

построит, o:p/

бывало, o:p/

голыми руками o:p/

собор белокаменный o:p/

или другое какое o:p/

диво дивное, o:p/

почешет удивленно o:p/

лохматую головушку: o:p/

«Лепота-а-а!», o:p/

да и сиганет o:p/

с колокольни o:p/

на самодельных крыльях. o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

*   * o:p/

   * o:p/

o:p   /o:p

У каждого дерева o:p/

тоже есть своя судьба, o:p/

свое предназначение. o:p/

o:p   /o:p

Одно o:p/

согревает усталого путника, o:p/

весело потрескивая o:p/

в полуночном костре, o:p/

другое o:p/

украшает своей смертью o:p/

новогодний праздник, o:p/

третьему o:p/

суждено стать грот-мачтой, o:p/

несущей паруса o:p/

флагманского корабля… o:p/

o:p   /o:p

Из этого o:p/

вытесали грубый крест o:p/

и подняли над Голгофой. o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

*   * o:p/

   * o:p/

o:p   /o:p

Раньше o:p/

по телеграфным столбам o:p/

можно было выйти к людям, o:p/

теперь — o:p/

к мёртвым деревням. o:p/

(обратно)

Аполлон

Давыдов Георгий Андреевич родился в 1968 году в Москве. Прозаик. Преподает в Институте журналистики и литературного творчества. Автор циклов радиопередач, посвященных Москве, живописи, архитектуре, религиозной философии. Печатался в журналах «Новый мир», «Знамя». Живет в Москве. o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

o:p   /o:p

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ o:p/

o:p   /o:p

1 o:p/

o:p   /o:p

Теперь, когда имя Ванечки Аполлонова известно всем, а его единственная повесть «Полет на бесе в Ерусалим» переиздается регулярно, — недурственно было бы обратиться к его жизнеописанию. Прибавьте, что «Полет на бесе» вошел в круг обязательного чтения. Во всяком случае, для тех, кто не желает прослыть невеждой. И уж точно знаток подхватит на полуслове цитату из Ванечки про рецепт «Вина шомпаньского» или «Настоя антисифилитического», а девушка, романтическая девушка, цитату про сам полет: o:p/

«Вот, дорогой читатель, ударим пятками в бока черной животинки, зажмем ему хрюкалку, выдернем линялый хвост из двери, где он застрял, и без пачпорта, без гроша — вжиу! — взлетим! Так высоко, что уши ваши обмерзнут. Легкие — в снегу захрустят. Чёрт — хитрый, хитрющий, — и не пошлешь его к чёрту. Так что крепко держите его морду (чуть пахнет), прижмите ноги к постящемуся тулову (ну пахнет), вложите пятками в пах (ну мочевиной), чтоб летел баллистической ракетой — вжиу! — и еще в пах! o:p/

Кстати, обед на борту входит в расценки». o:p/

o:p   /o:p

o:p   /o:p

2 o:p/

o:p   /o:p

Изумительно не то, что повесть Ванечки, отпечатанная на пишущей машинке в четырех экземплярах в зимней Москве 1979-го (два экземпляра были потеряны сразу, один — обнаружен спустя неделю в месте общего пользования для понятного употребления, и только один выжил, хотя и в нимбе винных пятнышек по краям), итак, изумительно не то, что через полтора года повесть вышла тысячными тиражами во Франции, Германии, Англии, Бельгии, Голландии и даже Люксембурге, а изумительно, что Ванечка — и, главное, его друзья — были убеждены, что он вправду летал в Иерусалим. Но не самолетом же из Москвы — в 1979-м! Кто его пустит?! Если в 1970-е и летали в Святую землю, то через Вену и Афины. С маршрутом полета Ванечки Аполлонова это не совпадает никак (современные издания «Полета на бесе в Ерусалим» сопровождают для наглядности картой полета). o:p/

Конечно, все, любящие творчество Ванечки, будут согласно кивать — и даже соревноваться в