досадливо подумала она. - Видать, тут каждый шаг на виду. Ну и пусть смотрят и судят".

Возле Звонарева - небольшая кудрявая сопочка. Местные донжуаны нарекли ее Сопкой любви. Саня поднялась на ее вытоптанную вершину и долго смотрела на окружающую местность. Вся степь раздвинулась, стала еще шире, необъятнее. Как ее много! Но можно увидеть еще больше, еще дальше, только захотеть подняться выше. И почему не все в жизни зависит вот так же от нашего желания? А ведь так должно быть, именно так, - думала Саня; и оттого, что так и могло стать, если бы все люди одинаково захотели, у нее дух захватывало.

Станция Касаткино, прилепившаяся к бесконечной, как степь, стальной магистрали, выглядела отсюда до смешного незначительной и ненастоящей. Но и здесь надо устраивать разумную, светлую жизнь, такую же, как и в большом городе. А люди скандалят, пьянствуют, ленятся... Ах как они все еще тяжелы на подъем! "Кто же из них будет моим другом, моей опорой? - старалась отгадать Саня. - Интересно, с кем-то я приду на эту Сопку любви. Откуда он будет? Агроном из совхоза, а может, военный?"

- Впрочем, глупости все это - девичьи мечтанья, - сказала она вслух своим хриплым резким голосом и быстро пошла домой.

На территории станционного рельсового парка, возле колеи, стоял свежесколоченный дощатый склад.

Саня и раньше замечала его, но в суматохе приемки позабыла проверить документацию. Чей он и кто разрешил его здесь строить? И почему Сергунков не сказал ей об этом? А если он незаконно построен? Ведь с нее голову снимут. Сейчас по его крыше ползали рабочие, обивали ее толем.

Саня подошла к складу и спросила крайнего, чубатого рабочего:

- Кто у вас старший?

Тот держал в зубах гвозди: ткнув себя пальцем в грудь, он весело подмигнул Сане.

- Не валяйте дурака! - строго сказала Саня.

Рабочий положил гвозди в ладонь и спросил обиженным тоном:

- Не верите? А я и есть в самом деле старший. - Он спрыгнул с крыши и ленивой походкой знающего себе цену человека подошел к Сане.

На нем был серенький костюмчик и застегнутая на все пуговицы рубашка. Саня поняла, что гвозди забивал он просто так, от нечего делать.

- А вы кто же такая будете, сероглазая? - спросил он, вежливо и снисходительно наклоняясь, словно к маленькой девочке.

- Начальник станции.

Парень сделал удивленное лицо и свистнул.

- И Сергунков вам добровольно уступил престол?

- Вот уж насчет его доброй воли - не интересовалась.

- Значит, будем ждать очередного самоповешения. Вот так: кх-хы! - он помотал пальцем вокруг шеи, показал в небо и смешно выкатил глаза.

Саня засмеялась. Забавный этот парень и симпатичный; у него вьющиеся черные волосы, густые брови, сросшиеся на переносице, и крупные, постоянно обнаженные зубы. Он при каждой фразе каким-то особым манером пощелкивает пальцами и улыбается сквозь стиснутые зубы.

- Виноват! Я, как говорится, забыл представиться - Валерий Казачков, мастер совхозного строительства. Очень приятное знакомство, - заключил он.

- Ну, это еще неизвестно, - ответила Саня. - Дайте-ка разрешение на право застройки!

- Разрешение?! - удивленно протянул Казачков. - Оно, конечно, есть, но оно, знаете, еще там.

- Где это там? - уже начинала сердиться Саня.

- Там - это в вашем управлении. Да вы не подумайте, что я уклоняюсь, искренне убеждал Валерий. - Пойдемте к Сергункову, и он вам все пояснит.

Сергунков говорил медленно, словно выдавливая из себя слова.

- Я по телефону сообщал. Пришлют распоряжение. Обещали.

- Кто обещал? - допытывалась Саня.

- Ну кто, кто! Начальник дороги.

- Я же вам говорил! - обрадовался Казачков. - У меня все по закону. А знаете что? - живо наклонился он к Сане. - Наш коллектив едет на Амур отдохнуть. Ведь нынче суббота! Поедемте с нами?

Саня колебалась.

- Да поезжайте, - нелюбезно заметил Сергунков. - Из наших там тоже кто-нибудь будет.

"В самом деле, поеду, а то еще подумают, что боюсь", - решила Саня.

- Ладно, заезжайте за мной, - сказала она Казачкову.

- Закон! - воскликнул тот, разводя руками. - Куда массы, туда и руководители.

Казачков ушел очень довольный и обещал в скором времени заехать на грузовике.

- Что это за строитель? - спросила Саня про него у Настасьи Павловны.

- Казачков-то? О, это атлет. Из города он. Вроде в ФЗО преподавал. А в прошлом году приехал с шефами да здесь и остался. У нас, говорит, вольготнее. А что - понравился?

- Да ну, глупости!

- Он ничего, красивый парень. - Настасья Павловна многозначительно улыбнулась - Поговаривают, вроде бы на Верку-кассиршу засматривается.

Саня надела черную кружевную блузку, а серую разлетайку взяла на руку, на случай похолодания. Безрукавная блузка обнажала ее полные руки и делала Саню солиднее, старше. На шею она надела позолоченную цепочку, но в последний момент сняла. "Еще подумает, для него вырядилась".

Казачков, как и обещал, приехал на грузовике; он выскочил из кабинки и, приятно удивленный Саниным нарядом, стал приглашать ее на свое место.

- В кузове доеду, - отказалась Саня и легко перелезла через борт.

Ей услужливо уступили местечко на скамейке, и машина тронулась. Из станционных поехала только Верка-кассирша. На ней была белая капроновая кофточка, сквозь которую просвечивали округлые сметанные плечи. Эта кофточка, как уверяла кассирша, осталась у нее от замужества, и она надевала ее теперь в праздничные дни и при этом вспоминала свою прошлую и, судя по ее рассказам, счастливую жизнь. Она сидела напротив Сани, степенно поджимала подкрашенные тонкие губы, и ее мелкое кругленькое личико выражало бесконечное разочарование.

- Мы, жены офицеров, - чуть ли не каждую фразу она начинала с этих слов, - любили массовые гуляния. По-офицерски они называются пикниками.

Саню раздражал и этот деланно ленивый голос, и этот тон человека, все видавшего и все едавшего. Верка всех уверяла, что муж ее погиб при полете. Но от Настасьи Павловны Саня узнала, что вовсе он не погиб, а сбежал неведомо куда и что теперь кассирша каждое воскресенье торгует в гарнизоне маслом и сметаной. "И кофту, наверное, в гарнизоне выменяла на масло", подумала Саня.

Грузовик быстро катился. Мелкие камни гравия подскакивали и звонко щелкали о деревянное днище и о борта кузова, а под колесами стоял такой треск и шорох, будто кто-то там распарывал старое пальто.

Публика в машине оказалась общительной и веселой. Здесь были совхозные механизаторы и комбайнеры, несколько пожилых строителей с женами и шефы из города, со швейной фабрики.

Пели много и с особенным успехом "Стеньку Разина" с припевками. Высокий носатый тракторист, стоявший спиной к кабинке, очень забавно дирижировал чьей-то босоножкой. В конце припевки он вдруг выкрикивал тоненьким голосом: