– Стой спокойно! – сказал Гумилев. – Для допуска в секретный отсек система должна снять твои данные. Это не займет много времени.
Оранжевый луч биосканера скользнул по лицу Анны, пробежался по телу и погас.
– Все, – объявил Степан Николаевич. – Теперь ты включена в круг лиц с разрешенным доступом. Пойдем.
Миновав автоматические системы охраны – Анна покосилась на толстые стволы излучателей, способных дотла испепелить человека за доли секунды – они подошли к круглой бронемембране.
– Открыть! – приказал Гумилев.
Толстые лепестки сложились, освобождая проход. Переступив через порог, Анна следом за Степаном Николаевичем вошла в секретный отсек. Вошла – и невольно задохнулась, увидев его размеры.
Отсек был огромным. Стальные стены уходили вверх на сотни метров, теряясь в полумраке. Дежурное освещение не могло осветить весь отсек и в углах лежали густые тени, отбрасываемые какими‑то циклопическими машинами с множеством рук‑манипуляторов, сейчас безжизненно опущенных к полу.
Но самый удивительный объект находился в центре отсека. Черный, матовый шар никак не меньше ста метров в диаметре висел в воздухе, покоясь на невидимых лапах силовых полей. Приглядевшись, Петровская поняла, что первое впечатление оказалось обманчивым – она видела перед собой не шар, а многогранник, удивительную пространственную геометрическую фигуру, чьи пропорции странным образом притягивали внимание, не давая отвести взгляд.
Автоматика среагировала на появление в отсеке людей. Крохотные сопла, скрытые в опорных стойках генератора силового поля, беззвучно выдохнули облачка светящейся коллоидной пыли, обозначив границы опасной зоны. Силовые конусы замерцали тревожным красным светом, а на полу вспыхнули зеленые линии, ведущие к граненому шару.
– Осторожно! – указывая на них, сказал Гумилев. – Не покидай зеленого коридора.
Анна кивнула, сделала шаг, другой, во все глаза разглядывая странный многогранник. Ей не терпелось спросить, что это такое, и в то же время она чувствовала, что хочет догадаться сама – и поэтому молчала.
Зато не молчал Степан Николаевич. Он видел, что Петровская буквально очарована начинкой секретного отсека и спешил развить успех:
– Мы работали над этой штукой семь лет. Ну как, нравится?
Молчаливый кивок в ответ. Широко раскрытые глаза Анны в очередной раз оббежали чуть‑чуть, еле заметно вогнутые многоугольники, слагающие поверхность загадочного объекта, и она не выдержала, спросила:
– Это… жемчужина?
– Почему жемчужина?! – от растерянности Гумилев даже остановился.
– Она тут… как черная жемчужина в раковине… – с улыбкой произнесла Анна. – Лежит и дожидается, когда ее покажут миру.
– Вот миру‑то это видеть как раз ни к чему, – с удовлетворением отметив, что девушка улыбнулась, проворчал Гумилев и перешел на торжественный тон. – Перед тобой, Анюта, самый секретный, самый незаметный и один из самых быстрых кораблей Солнечной системы. Квинтэссенция, так сказать, научно‑технического прогресса человечества. Сгусток технологий. Вершина…
– Как ее зовут? – все тем же очарованным голосом перебила его Анна.
– Ее? Почему – ее? Впрочем, ты права. Корабль называется «Черная стрела», но я называю ее «Надежда». Неофициально. Почему – поймешь позже…
– Вы сказали «один из самых быстрых», – опять прервала Гумилева девушка. – Я думала, что скоростные корабли такие… Ну, вытянутые…
Степан Николаевич рассмеялся.
– Ты имеешь в виду аэродинамические формы? Дело в том, что «Надежда» не предназначена для полетов в атмосфере, а в космосе форма не имеет значения, там отсутствует сопротивление. То, что ты видишь перед собой, называется сферическим полиэдром, то есть трехмерным многогранником, вписанным в шар. Хочешь войти?
– Конечно!
Они, следуя по зеленому коридору безопасности, прошли под «Надежду» и остановились.
– Люк! – скомандовал Гумилев.
Одна из черных матовых граней полиэдра ушла в сторону, открывая проход. Из него опустился прозрачный трехметровый цилиндр лифтовой капсулы.
– Входи, – Гумилев пропустил девушку вперед.
Анна сделала шаг, ступив на гладкий пол капсулы. Степан Николаевич вошел следом, беззвучно закрылась дверца и лифт понес их вверх, в недра удивительного корабля.
– Здесь пять основных отсеков, – по мере продвижения капсулы по стволу лифтовой шахты пояснял он. – Силовой, навигационный, отсек управления, жилой и отсек контроля за системами жизнеобеспечения. Ну, и плюс восемь вспомогательных, о них тебе знать ни к чему. Сейчас мы прибудем в отсек управления.
Лифт остановился, синхронно отъехали в сторону двери и Анна очутилась в залитом светом просторном помещении. По кругу расположились контрольные приборы и подковообразный пульт управления, стены и потолок заменял темный полусферический обзорный экран.
– Он выключен, – ткнув пальцем вверх, пояснил Гумилев, – а в полете отображает видимую часть пространства. Я люблю смотреть на звезды.
– Добро пожаловать на борт! – произнес кто‑то невидимый.
Петровская вздрогнула от неожиданности, но тут же расслабилась. Голос, прозвучавший в отсеке управления, был женским, приятным, с еле уловимой мягкой хрипотцой.
– Надежда, это Анна Петровская, моя гостья, – улыбаясь, сказал Гумилев. – Будь радушной хозяйкой.
– Здравствуйте, Анна, – сказал корабль. – Не желаете ли кофе? Может быть, чай? Сок? Вино?
– С‑спасибо… – удивленно оглядываясь, замотала головой девушка и шепотом спросила у Гумилева: – А почему Надежда?
– Традиционно исины всех кораблей, созданных на верфях нашей корпорации, носят это имя и имеют такую голосовую оболочку, – ответил Степан Николаевич. – История эта древняя и печальная. Надежда Алферова – так звали капитана первой терраформирующей станции, построенной еще в начале двадцать первого века. Станция проходила испытания в Арктике и подверглась нападению экстремистов. Надежда погибла на боевом посту. В память о ней мы сохранили имя и голос.
Анна вздохнула. И впрямь печально. А еще она поняла, что имел в виду Гумилев, когда говорил о неофициальном названии корабля: «Почему – поймешь потом».
– Надежда, – обратилась она к исину корабля. – Если можно, мне стакан воды.
– Холодной, горячей, с газом, без газа, минеральной, обогащенной кислородом,