польским городом. В 1881 году, за пять лет до рождения Давида, в нем из 7800 жителей насчитывалось 4500 евреев — полунищих торговцев или ремесленников.

Город гордится своей школой Кошари, возглавляемой группой эрудитов, которые под именем Kohol Koton («маленькая конгрегация») весьма преуспели в своей отрасли знаний. Другое общество, носящее то же имя, но с иной направленностью, поставило своей целью «снизойти к народу», побуждая бедных и неграмотных изучать Библию и грамматические правила иврита. Возглавляемое образованными людьми Плоньска, это общество достигает значительных успехов, и в 1895 году городская интеллигенция основывает «Общество друзей знания и Торы», провозглашая: «Мы сумеем соединить в себе Тору и знание, возвысить наш святой язык и нашу литературу, которые, к большому сожалению, сегодня выбрасываются на ветер как давно устаревшие». В числе его руководителей оказывается процветающий торговец Цви Ариэль Грин, «красивый высокий еврей», преподававший иврит в школе Кошари и никогда не ложившийся спать, не прочитав пяти глав из Библии. Этот широко образованный человек свободно говорит не только на идиш, но и по-польски, по-немецки, на иврите, а затем и по-русски; в его богатой библиотеке есть Платон, Спиноза и Кант. Но на первом месте для него стоит еврейский язык.

У Грина четверо сыновей. Третий из них, Виктор, глубоко привязанный к Цви Ариэлю и разделяющий его убеждения, считает себя духовным наследником отца. Как и отец, он образован, ярый приверженец иврита и активный член «Общества друзей знания и Торы». Как и отец в последние годы жизни, он становится юристом и «одним из двух еврейских адвокатов в городе». На самом деле он является судебным писцом с правом исполнения обязанностей стряпчего. Эта должность позволяет ему завязать тесные связи с русскими и польскими властями и занять ведущее место среди городских евреев.

Виктор Грин высок, элегантен, его удлиненное лицо украшают усы и императорская бородка. Уделявший большое внимание собственной внешности, он становится первым евреем в городе, кто отказался от традиционной одежды. Он носит редингот, жесткий воротничок, облегающий жилет и галстук-бабочку. В раннем возрасте он женился на своей дальней родственнице Шейндал Фридман, единственной дочери землевладельца, подарившего молодоженам два деревянных дома с большим садом между ними в конце улицы Коз. Мать Давида Грина, «невысокая женщина с резкими чертами лица», вероятно, не отличалась здоровьем, поскольку шестеро из рожденных ею одиннадцати детей умерли вскоре после своего появления на свет.

На первом этаже одного из своих домов уютно проживает семья Гринов. Второй этаж занимает другая семья, взявшая на себя не только заботу о коровах и иной живности, но и все хлопоты, связанные с уборкой дома и приготовлением еды. Положение Виктора обязывает его время от времени ездить в Варшаву, за шестьдесят километров от Плоньска, но в основном жизнь течет спокойно и мирно. Он занимает одно из ведущих мест в общине и исполняет свои религиозные обязанности в «новой синагоге», доступ в которую разрешен только самым богатым и самым уважаемым жителям города.

Удивительно, как этот оплот общества оказался захвачен безумной идеей «Любящих Сион». Однако уязвимость Виктора проявилась еще в годы его юности, когда в нем поселилась любовь к земле Израилевой. Он становится одним из первых участников созданного в 1884 году движения «Любящие Сион», превращая свой дом в центр проведения собраний городского отделения. Там «Любящие Сион» наивно мечтали о «Возвращении», произносили вдохновенные речи о сионизме, читали назидательные стихи и клялись в верности земле предков. Именно здесь спустя два года после образования «Ховевей-Цион» («Любящие Сион») Шейндал Грин родила своего четвертого выжившего сына — Давида Иосифа.

Похожий на мать, Давид растет щуплым и хилым мальчиком. Друзей-ровесников у него почти нет и он редко выходит из дому поиграть на улице. Вдобавок ко всему у него непропорционально большая голова, и это очень беспокоит отца, который везет ребенка на консультацию к специалисту в соседний с Плоньском город. Врач, ощупав череп мальчика, заверяет отца, что никаких оснований для беспокойства нет. Более того, он берет на себя смелость предсказать, что сын Виктора Грина станет большим человеком. Шейндал, чрезвычайно набожная, тут же делает вывод, что ее Дувид станет доктором права и великим раввином.

Именно к этому молчаливому, самому любимому из своих сыновей Шейндал испытывает особое чувство. Не потому, что восхищается его умом, а потому, что чувствует, как он нуждается в ней. Хрупкий и болезненный, он страдает от частых головокружений и обмороков. Беспокоясь о его здоровье, она оставляет детей и едет с Давидом на все лето в деревню. Мальчик, не особенно ладивший с братьями и сестрами, все больше сближается с матерью. Она умирает при родах, и для него, одиннадцатилетнего, ее смерть становится страшным ударом, с которым трудно смириться. «Каждую ночь я видел маму во сне, — напишет он позже, — я говорил с ней и все время спрашивал: «Почему ты не дома?». Мне понадобились долгие годы, чтобы развеять свою тоску».

После смерти Шейндал одинокий и молчаливый мальчик все больше уходит в себя. Сестры не смогли заменить ему рано ушедшую мать, а к своей мачехе, новой жене отца, он не испытывал никаких чувств. Он просто игнорировал ее и избегал любого общения с ней до тех пор, пока и она не ушла из жизни. Зато к отцу он привязался. «От отца я унаследовал любовь к народу Израилеву и его языку — ивриту». Отец сделал из него ярого сиониста, а дед, Цви Ариэль, научил его ивриту. Всякий раз, когда мальчик входил в дедушкин кабинет, старик откладывал все дела, сажал внука на колени и терпеливо, слово за словом, учил его ивриту, который стал вторым родным языком Давида.

В возрасте пяти лет Дувид начинает ходить в еврейскую религиозную школу хедер, где получает начальное образование, а с семи лет под руководством учителя-горбуна изучает грамматику и Библию. Учитель читает вслух по-немецки отрывки Великой Книги, заставляя ничего не понимающих учеников их пересказывать, и только потом переводит мудреные строфы. Затем Давид переходит в «реформированную хедер», где продолжает изучение Библии и иврита. Этот смышленый, с вьющимися волосами мальчуган посещает и официальную русскую школу, где познает не только основы языка, но и знакомится с великими русскими писателями, оказавшими на него огромное влияние… Три книги наложили особый отпечаток на его мировосприятие. «Любовь Сиона» еврейского писателя Авраама Ману:

«Внушила желание жить по