чудом совершенства. Пусть эта ночь превзойдет тысячи любых других ночей!
— Мое слово! — подтвердил Дьявол.
— Я должен стать первым человеком, который коснется ее, — первым во всех отношениях, даже в мыслях…
— Понятно!
— А если ты провалишь дело — контракт расторгается полностью! Дьявол ухмыльнулся.
— Согласен. Но если я добьюсь успеха… — Он коснулся кофейной чашки кончиком своей эбеновой трости, и фарфор вспыхнул огнем. — Одна ночь, — повторил он и шагнул сквозь стену.
Прейсингер ждал пять дней. Еще недавно он чувствовал пресыщение и вялость; теперь же дрожал от нетерпения. Но проходил день за днем, и он становился все более нервозным и раздражительным. На улицах он нетерпеливо вглядывался в каждое новое лицо (разумеется, подходящего пола и возраста), затем разочарованно отворачивался. Нервы его напряглись до предела; тело и разум наполняло какое-то неясное томление. Он встретил ее на шестой день, после полудня, в картинной галерее маленького музейчика. Она была высокой, гибкой и грациозной. Пепельные волосы обрамляли прелестное, безмятежное лицо с пухлыми, красиво очерченными губами. Казалось, она была полностью погружена в какой-то свой внутренний мир — этакий обособленный островок в бушующем вокруг человеческом море. От нее веяло прохладой и свежестью весеннего ветерка, нежной теплотой ласкового смеха. Одним словом, она была восхитительна. Он догнал ее и заговорил с ней; она улыбнулась, но в этой улыбке не было откровенного предложения, столь привычного ему. Дальше по галерее они двинулись вместе. Она весело смеялась; ее взгляд наполнялся теплотой, когда она смотрела на него. Он узнал, что ее зовут Мойрой и что ей девятнадцать лет. Попутно он получил множество других сведений, которые его, откровенно говоря, не слишком интересовали. Они покинули галерею и, весело болтая, направились в парк. Прейсингер предложил выпить по коктейлю. — Чудесно, — согласилась девушка, — но я еще никогда не пробовала коктейль. — Невероятно! — изумился Прейсингер. — Но это правда, — подтвердила она. Они выпили по паре коктейлей, не больше. Они говорили об искусстве, книгах, музыке — тут ее познания были впечатляющими. Но когда разговор зашел о любви и плотской страсти, ее неосведомленность в этих вопросах буквально обезоруживала. Они пообедали вместе и долго танцевали в саду на крыше небоскреба, вознесенном высоко над городом. Она двигалась в танце с непринужденной простотой и грацией. Прейсингер еле сдержался, когда их щеки случайно соприкоснулись и девушка доверчиво прижалась к нему. «Сдержанность, — уговаривал он себя, — сдержанность и терпение». Это была она — та, которую он искал так долго — но еще рано, слишком рано… Она любовалась раскинувшимися внизу разноцветными городскими огнями, глубоко вдыхая свежий ночной воздух; ее близость пьянила Прейсингера. — Из моих окон вид еще лучше, — вкрадчиво шепнул он. — Мы включим музыку, выпьем немного вина… — Да, — сказала она, улыбаясь ему, — это, должно быть, чудесно. Мне понравится, я уверена. Из окон его квартиры действительно открывалось изумительное зрелище. От блеска и переливов огней внизу захватывало дыхание; музыка, казалось, приобретала новый смысл; вино — из его лучших запасов — поражало своим восхитительным цветом и превосходным ароматом. Они беседовали и негромко смеялись; затем молчание окутало их. Огни потускнели, и только пламя камина отбрасывало слабый свет. Она была великолепна. И только потом он понял, что кто-то его опередил. Итак, Дьявол потерпел фиаско, и теперь он — свободен. Эта мысль ласкала и баюкала его, когда он засыпал на ее груди. Утром она исчезла. Дьявол уже стоял у окна, с нетерпением поигрывая своей эбеновой тростью. Увидев его, Прейсингер рассмеялся. — Глупец! — вскричал он. — Ну и маху ты дал, могу тебя уверить! Условия сделки, конечно, не выполнены — и, однако же, я получил то, что хотел. Дьявол пристально взглянул на него. Смех застрял у Прейсингера в горле. — Ну? Чего ты ждешь? Все кончено, убирайся! Сделка недействительна! — Не совсем так, — произнес Дьявол. — Я дал тебе то, что требовалось. — Но формально условие не выполнено! — вскричал Прейсингер. — Я не был первым. Другой человек до меня… И тогда Князь Лжецов расхохотался так, что дымящиеся слезы брызнули у него из глаз. — И ты еще называл глупцом меня, — просипел он. — Неужели ты думаешь, что я способен подчинить невинность, если она без изъяна? Нелепость! Я никогда не смог бы этого сделать. Конечно, до тебя был другой — но дьявол есть дьявол, а не человек! И со взрывом смеха он потащил Прейсингера сквозь стену прямо в преисподнюю.
Прейсингер ждал пять дней. Еще недавно он чувствовал пресыщение и вялость; теперь же дрожал от нетерпения. Но проходил день за днем, и он становился все более нервозным и раздражительным. На улицах он нетерпеливо вглядывался в каждое новое лицо (разумеется, подходящего пола и возраста), затем разочарованно отворачивался. Нервы его напряглись до предела; тело и разум наполняло какое-то неясное томление. Он встретил ее на шестой день, после полудня, в картинной галерее маленького музейчика. Она была высокой, гибкой и грациозной. Пепельные волосы обрамляли прелестное, безмятежное лицо с пухлыми, красиво очерченными губами. Казалось, она была полностью погружена в какой-то свой внутренний мир — этакий обособленный островок в бушующем вокруг человеческом море. От нее веяло прохладой и свежестью весеннего ветерка, нежной теплотой ласкового смеха. Одним словом, она была восхитительна. Он догнал ее и заговорил с ней; она улыбнулась, но в этой улыбке не было откровенного предложения, столь привычного ему. Дальше по галерее они двинулись вместе. Она весело смеялась; ее взгляд наполнялся теплотой, когда она смотрела на него. Он узнал, что ее зовут Мойрой и что ей девятнадцать лет. Попутно он получил множество других сведений, которые его, откровенно говоря, не слишком интересовали. Они покинули галерею и, весело болтая, направились в парк. Прейсингер предложил выпить по коктейлю. — Чудесно, — согласилась девушка, — но я еще никогда не пробовала коктейль. — Невероятно! — изумился Прейсингер. — Но это правда, — подтвердила она. Они выпили по паре коктейлей, не больше. Они говорили об искусстве, книгах, музыке — тут ее познания были впечатляющими. Но когда разговор зашел о любви и плотской страсти, ее неосведомленность в этих вопросах буквально обезоруживала. Они пообедали вместе и долго танцевали в саду на крыше небоскреба, вознесенном высоко над городом. Она двигалась в танце с непринужденной простотой и грацией. Прейсингер еле сдержался, когда их щеки случайно соприкоснулись и девушка доверчиво прижалась к нему. «Сдержанность, — уговаривал он себя, — сдержанность и терпение». Это была она — та, которую он искал так долго — но еще рано, слишком рано… Она любовалась раскинувшимися внизу разноцветными городскими огнями, глубоко вдыхая свежий ночной воздух; ее близость пьянила Прейсингера. — Из моих окон вид еще лучше, — вкрадчиво шепнул он. — Мы включим музыку, выпьем немного вина… — Да, — сказала она, улыбаясь ему, — это, должно быть, чудесно. Мне понравится, я уверена. Из окон его квартиры действительно открывалось изумительное зрелище. От блеска и переливов огней внизу захватывало дыхание; музыка, казалось, приобретала новый смысл; вино — из его лучших запасов — поражало своим восхитительным цветом и превосходным ароматом. Они беседовали и негромко смеялись; затем молчание окутало их. Огни потускнели, и только пламя камина отбрасывало слабый свет. Она была великолепна. И только потом он понял, что кто-то его опередил. Итак, Дьявол потерпел фиаско, и теперь он — свободен. Эта мысль ласкала и баюкала его, когда он засыпал на ее груди. Утром она исчезла. Дьявол уже стоял у окна, с нетерпением поигрывая своей эбеновой тростью. Увидев его, Прейсингер рассмеялся. — Глупец! — вскричал он. — Ну и маху ты дал, могу тебя уверить! Условия сделки, конечно, не выполнены — и, однако же, я получил то, что хотел. Дьявол пристально взглянул на него. Смех застрял у Прейсингера в горле. — Ну? Чего ты ждешь? Все кончено, убирайся! Сделка недействительна! — Не совсем так, — произнес Дьявол. — Я дал тебе то, что требовалось. — Но формально условие не выполнено! — вскричал Прейсингер. — Я не был первым. Другой человек до меня… И тогда Князь Лжецов расхохотался так, что дымящиеся слезы брызнули у него из глаз. — И ты еще называл глупцом меня, — просипел он. — Неужели ты думаешь, что я способен подчинить невинность, если она без изъяна? Нелепость! Я никогда не смог бы этого сделать. Конечно, до тебя был другой — но дьявол есть дьявол, а не человек! И со взрывом смеха он потащил Прейсингера сквозь стену прямо в преисподнюю.