темно-красный оттенок, как и здешнее небо.

Это самое дно «мешка», и я, должно быть, совсем ополоумел, пойдя на такой риск. Но тем не менее я ЗДЕСЬ. Мне удалось вполне благополучно осуществить посадку. На это я совсем не надеялся, вплоть до самого последнего момента.

Посадка была совершенно безумным предприятием.

Представьте себе привычную нашу вселенную, в которую вдруг врывается другая вселенная, похожая на абстрактную картину, чересчур огромную, чтобы на ней можно было различить имеющие хоть какой-нибудь смысл детали, и эта вторая вселенная проносится мимо с дьявольской скоростью. Странные поющие звуки проникают сквозь стены корабля, ничего похожего на это никогда не доводилось мне слышать, наверное, это были звуки, издаваемые крыльями ангела смерти. Стены стали быстро нагреваться. Слышно было, как компрессоры термосистемы охлаждения взвыли, перекрыв пронзительный вой рассекаемой корпусом корабля атмосферы. Затем, поскольку, очевидно, всего этого ангелу смерти казалось недостаточно, корабль затрясся, как смертельно раненный динозавр.

Это пообрывались от фюзеляжа мои баки с топливом. Все четыре бака скопом вырвались вместе с крепежными стержнями и теперь кружились вокруг своей оси чуть впереди меня, раскалившись до вишнево-красного цвета.

Мне осталось выбрать один из двух вариантов, причем они были «оба хуже». И решать надо было быстро. Если бы я продолжил движение по параболе, то отправился бы в космос, следуя неизвестным курсом и располагая только тем топливом, которое осталось во внутрибортовых баках и которое обычно используется для системы охлаждения. Система жизнеобеспечения корабля позволила бы мне протянуть не больше двух недель. Было совсем немного шансов на то, что мне удалось бы добраться хоть куда-нибудь за такое короткое время, имея столь скудный запас топлива, а ведь мне еще при этом нужно позаботиться и о том, чтобы меня не накрыли «золотые мундиры».

Остававшегося у меня топлива хватило бы и для осуществления мягкой посадки на Марс. Но что из этого? Все равно жить мне оставалось всего две недели.

И тут я вспомнил о базе «Лацис Селис», оставленной семьдесят лет тому назад. Я, безусловно, мог бы запустить там старые системы жизнеобеспечения, которые позволили бы продержаться какое-то время одному человеку. Я мог бы найти там даже достаточное количество воды, чтобы посредством электролиза добыть из нее водород. Это было все-таки лучше, чем риск улететь в неизвестном направлении.

Я решился и совершил посадку.

Звезды все поисчезали. Местность, что меня окружает, не вызывает у меня особых восторгов. Теперь я понимаю, почему обитателей планет называют плоскоземцами. Я ощущаю себя комаром на огромном столе.

Вот так я и сижу здесь, трясясь всем телом и не решаясь сунуться наружу.

Под черно-красным небосводом простирается бесконечная пустыня, по которой лишь кое-где словно разбросаны не совсем правильной формы стеклянные пепельницы. Самая маленькая из них, непосредственно за иллюминатором, имеет всего лишь сантиметров десять в диаметре. Есть пепельницы и огромные — поперечником до десятка километров. После того, как я совершил посадку, на экране радара глубинного поиска стали высвечиваться фрагменты еще большей величины кратеров под толстым слоем мельчайшей пыли. Пыль эта мягкая и податливая, почти как зыбучий песок. Я опустился на нее, как перышко, но добрая половина систем жизнеобеспечения корабля оказалась погребенной в пыли.

Я совершил посадку прямо у края одного из самых больших кратеров, как раз того, внутри которого располагались домики древней базы плоскоземцев. Сверху база эта имела вид огромного прозрачного плаща, брошенного на растрескавшееся дно кратера.

Это какое-то странное место, отмеченное печатью рока. Но мне все равно когда-нибудь придется выйти наружу — как же еще мне приспособить для собственных нужд систему жизнеобеспечения базы? Позвать на помощь мне никого не удастся: мои антенны сгорели без остатка при посадке.

Мой дядюшка Бэт частенько говаривал, что глупость смертельно наказуема.

Завтра я выхожу наружу.

21 апреля 2112 года.

По моим часам — утро. Солнце еще по другую сторону планеты, так что небо не того кроваво-красного цвета, что раньше. Вид у него сейчас почти такой же, как в открытом космосе, вот только звезды светят довольно тускло, как будто они отгорожены грязным оргстеклом. Над горизонтом взошла одна очень яркая звезда, яркость ее все время меняется. Это, должно быть, Фобос, поскольку взошла это звезда там, где село солнце.

Я выхожу наружу…

…Что-то вроде вогнутой стеклянной линзы окружает корабль там, где пламя термоядерной реакции плескалось о песчаную пыль. Система жизнеобеспечения корабля, та ее часть, что возвышается над песком, покоится на поверхности этой линзы, как лягушка на широком плавучем листе водяной лилии. Вся поверхность линзы испещрена многочисленными трещинами, но достаточно тверда, чтобы по ней можно было без особой опаски ходить.

Чего нельзя сказать о песчаной пыли.

Эта пыль — вязкая, как густое масло. Едва ступив на нее, я тотчас же стал в нее погружаться. Мне даже пришлось подплыть к тому краю кратера, который возвышался над пылью подобно берегу острова. Однако и плыть было очень и очень нелегко. К счастью, выплавленная хвостовым пламенем линза в одном месте соприкасается с каменистой стенкой кратера, так что мне не придется погружаться в вязкую пыль еще раз.

Она какая-то очень странная, эта пыль. Сомневаюсь, можно ли найти что-нибудь подобное во всей Солнечной системе. Это мельчайшие остатки метеоров, которые выпали в качестве конденсата из испарившихся скальных пород. На Земле такую пыль дожди смывали бы в море, и там она превращалась бы в осадочные породы, естественный цемент. На Луне имеет место вакуумное цементирование — враг номер один той отрасли промышленности Белта, что имеет дело с микроминиатюризацией. Здесь же имеется как раз то количество «воздуха», какое в состоянии поглотить поверхность этой пыли, предотвращая тем самым вакуумное цементирование, однако недостаточное для того, чтобы остановить метеорит, превратив его в газ до соприкосновения с поверхностью планеты. В результате пыль превращается в вязкую жидкость. По всей вероятности, твердую поверхность на Марсе можно найти только внутри метеорных кратеров или на склонах горных хребтов.

Нелегко было и продвигаться по гряде, окаймляющей кратер. Она вся в трещинах, усеяна вздыбившимися глыбами из вулканического стекла. Края ее похожи на острые зубья. Этот кратер, по-видимому, сравнительно молодой — по геологической шкале времени. На самом дне его —