Питта, который знает, что никогда на такое не пойдет, как не пошел тогда, в Буффало, когда мужчина в вестибюле спросил его, не желает ли он провести ночь с королевой варьете. А была ли ока в самом деле королевой варьете? Может, просто выдумка? По крайней мере он тогда на это не пошел, не пойдет и теперь. Но нет же ничего непорядочного в том, что он немного пошутил с этим любезным мужчиной, который только что положил трубку и подбадривающе поднял на него глаза, как всегда делает персонал авиакомпаний.
— Ну что ж, вам повезло, сэр, — сказал служащий. — В первом классе несколько человек отказались от билетов.
«Я же в самом деле лишь пошутил», — подумал Артур.
Что-то шевельнулось у него внутри. Он знал, что это было спиртное — сегодня так-таки перебрал; спиртное, поцелуи Труди в кабинете Маклиша, его рука под коротенькой замшевой юбочкой, полосатые чулки… Потом шальная поездка в аэропорт с девушками из бухгалтерии, стремительное исчезновение за облаками самолета с Бенджамином и внезапное, отчаянное ощущение того, что день рождения заканчивается, даже не начавшись. Он понимал, что это было все вместе, однако не догадывался, что появилось и еще нечто, и не сдерживал больше растущего волнения, поддразнивая себя: «Вперед, надо действовать, ну же, почему ты этого не делаешь?» Достаточно засунуть руку в карман и, хлопнув чековой книжкой по стойке, выписать этот проклятый чек… Ему всегда хотелось делать только так. «Начальник» ждал, а волнение у Артура все возрастало, оно начиналось в паху, за что он возлагал вину на Труди в кабинете Маклиша, потом поднялось выше, к груди, подкатилось к горлу и внезапно перешло в пальцы, которые решительно потянулись к карману, чтоб хлопнуть по стойке чековой книжкой. «Тебе нравится этот „роллс-ройс“, парень? Он твой».
«Начальник» ждал.
— Хорошо. — Артур полез рукой в карман и решительно бросил чековую книжку на стойку.
— Куда поедем, приятель? — В хороший отель, — ответил Артур. — В Лос-Анджелесе их множество. Вы хотите в городе, в Беверли-Хиллз или в каком-нибудь другом районе? — В Беверли-Хиллз. Почему бы и нет? — Едем. — Водитель нажал на газ. — А почему у вас так много забегаловок, где продают бутерброды с горячими сосисками? — Да мы все время едим бутерброды с горячими сосисками, — усмехнулся водитель. — А каков он, отель «Беверли-Хиллз»? — поинтересовался Артур. — Наверное, из этих новых, современных, да? — Конечно. — Тогда отвезите меня лучше назад в аэропорт, — попросил Артур. — Что? — В международный аэропорт Лос-Анджелеса, где теперь 6 часов 45 минут по местному времени, а температура воздуха 80 градусов. — Что? — Вы думаете, я сумасшедший или похож на него? Ехать в Лос-Анджелес накануне Рождества, когда семья ждет меня дома… — Вы не сумасшедший, мистер, — произнес водитель. — Вы пьяный. — Еще бы. Я только пошутил. Так какого же черта я делаю в Лос-Анджелесе? — Не знаю, мистер. Иногда я и сам себя спрашиваю: какого черта я делаю в Лос-Анджелесе? — Однако я не хочу ехать в «Беверли-Хиллз», — тихо проговорил Артур. — Хорошо, куда же вы хотите ехать? — Не знаю. — Может, отвезти вас в «Хилтон», сэр? — вздохнул водитель. — В какой «Хилтон»? — В отель «Беверли-Хилтон». — «Беверли-Хилтон»… Даю голову на отсечение, он в Беверли-Хиллз, не так ли? — Совершенно верно. — Что ж, это разумно, — заметил Артур. — Все вы тут, безусловно, очень умные. — Это потому, что мы едим так много бутербродов с горячими сосисками, — ответил водитель.
Выйдя из душа, Артур почувствовал, что восстановил силы и протрезвел. В ванной висело по крайней мере восемь зеркал, однако он не мог увидеть себя ни в одном, поскольку перед душем снял очки. Кроме того, ванная была наполнена паром от горячей воды. Безусловно, это был хороший отель со множеством зеркал и горячей водой, которая накануне Рождества отрезвляет заблудшие души. «Надо позвонить Дженни», — подумал Артур. Он надел очки и взял часы. Часы показывали нью-йоркское время — сойдя с самолета, Артур не перевел стрелки. В Нью-Йорке — а точнее, в Уайт-Плейнзе, где в белом деревянном ломике на Робин-Гуд-лейн живет Дженни, он сам, и Майкл, и Пели… одним словом, четверо маленьких Питтов, — теперь одиннадцать часов вечера, до Рождества остался один час, и Дженни, наверное, неистовствует. Раздетый, он застегнул на руке часы и вышел из ванной. Потом увидел на ночном столике у кровати телефон цвета слоновой кости, поколебался, звонить или нет, и решил, что должен все-таки непременно позвонить. Неожиданно его бросило в холод. Он подошел к стенному шкафу, где коридорный повесил его пальто, и, не найдя халата или чего-нибудь в этом роде, надел пальто. Подкладка пальто была шелковая и создавала ощущение роскоши и комфорта. Артур сидел на краю кровати и, забросив ногу на ногу, смотрел на телефон. Потом начал сосредоточенно разглядывать диск, на котором были обозначены разные места в отеле, куда можно позвонить. Была в аппарате и небольшая кнопка с красной лампочкой, и Артур подумал, что без нее не обойтись, наверное, когда захочешь соединиться прямо с публичным домом, до утра это может ему понадобиться. Но надо же позвонить Дженни, чтобы она не подняла на ноги полицию, или не начала звонить по больницам, или, избави Бог, его матери. «Как это, его нет дома?! — вскрикнет мать. У матери вообще привычка кричать. — Накануне Рождества его нет дома?!» — «Да, Вирджиния, — именно так зовут его мать, — накануне Рождества вашего сына нет дома». «Так оно и есть, ма, — подумал он. — Я тут, в Лос-Анджелесе». Надо позвонить Дженни. Он взял телефонную трубку. Но вместо того, чтобы звонить Дженни, Артур набрал семерку, там ему сказали, что прислуга ушла домой — «ведь сегодня сочельник, сэр». Он поинтересовался, ушла ли домой и экономка, и узнал, что она всегда на службе и с нею можно поговорить, набрав четверку. Артур так и сделал. Ему ответил женский голос с иностранным акцентом, но определить, с каким именно, было трудно. — У вас есть утюг? — спросил он. — Утюг? Чтоб гладить? — Да. — Да, утюг у меня есть. А почему вы не позвонили слуге? У нас гладит он. — Он уже ушел. Сегодня сочельник. Я бы хотел выгладить себе брюки. Понимаете, у меня сегодня день рождения, а они очень помялись в самолете. Мне бы не хотелось быть в этот вечер в мятых брюках. — В каком вы номере? Я вам пришлю. — Один-ноль-восемь. — А вы вернете? — Да, конечно. — Хорошо, я пришлю. — Присылайте. Благодарю. Артур положил трубку. Потом позвонил старшему коридорному и поинтересовался, есть ли в отеле
— Куда поедем, приятель? — В хороший отель, — ответил Артур. — В Лос-Анджелесе их множество. Вы хотите в городе, в Беверли-Хиллз или в каком-нибудь другом районе? — В Беверли-Хиллз. Почему бы и нет? — Едем. — Водитель нажал на газ. — А почему у вас так много забегаловок, где продают бутерброды с горячими сосисками? — Да мы все время едим бутерброды с горячими сосисками, — усмехнулся водитель. — А каков он, отель «Беверли-Хиллз»? — поинтересовался Артур. — Наверное, из этих новых, современных, да? — Конечно. — Тогда отвезите меня лучше назад в аэропорт, — попросил Артур. — Что? — В международный аэропорт Лос-Анджелеса, где теперь 6 часов 45 минут по местному времени, а температура воздуха 80 градусов. — Что? — Вы думаете, я сумасшедший или похож на него? Ехать в Лос-Анджелес накануне Рождества, когда семья ждет меня дома… — Вы не сумасшедший, мистер, — произнес водитель. — Вы пьяный. — Еще бы. Я только пошутил. Так какого же черта я делаю в Лос-Анджелесе? — Не знаю, мистер. Иногда я и сам себя спрашиваю: какого черта я делаю в Лос-Анджелесе? — Однако я не хочу ехать в «Беверли-Хиллз», — тихо проговорил Артур. — Хорошо, куда же вы хотите ехать? — Не знаю. — Может, отвезти вас в «Хилтон», сэр? — вздохнул водитель. — В какой «Хилтон»? — В отель «Беверли-Хилтон». — «Беверли-Хилтон»… Даю голову на отсечение, он в Беверли-Хиллз, не так ли? — Совершенно верно. — Что ж, это разумно, — заметил Артур. — Все вы тут, безусловно, очень умные. — Это потому, что мы едим так много бутербродов с горячими сосисками, — ответил водитель.
Выйдя из душа, Артур почувствовал, что восстановил силы и протрезвел. В ванной висело по крайней мере восемь зеркал, однако он не мог увидеть себя ни в одном, поскольку перед душем снял очки. Кроме того, ванная была наполнена паром от горячей воды. Безусловно, это был хороший отель со множеством зеркал и горячей водой, которая накануне Рождества отрезвляет заблудшие души. «Надо позвонить Дженни», — подумал Артур. Он надел очки и взял часы. Часы показывали нью-йоркское время — сойдя с самолета, Артур не перевел стрелки. В Нью-Йорке — а точнее, в Уайт-Плейнзе, где в белом деревянном ломике на Робин-Гуд-лейн живет Дженни, он сам, и Майкл, и Пели… одним словом, четверо маленьких Питтов, — теперь одиннадцать часов вечера, до Рождества остался один час, и Дженни, наверное, неистовствует. Раздетый, он застегнул на руке часы и вышел из ванной. Потом увидел на ночном столике у кровати телефон цвета слоновой кости, поколебался, звонить или нет, и решил, что должен все-таки непременно позвонить. Неожиданно его бросило в холод. Он подошел к стенному шкафу, где коридорный повесил его пальто, и, не найдя халата или чего-нибудь в этом роде, надел пальто. Подкладка пальто была шелковая и создавала ощущение роскоши и комфорта. Артур сидел на краю кровати и, забросив ногу на ногу, смотрел на телефон. Потом начал сосредоточенно разглядывать диск, на котором были обозначены разные места в отеле, куда можно позвонить. Была в аппарате и небольшая кнопка с красной лампочкой, и Артур подумал, что без нее не обойтись, наверное, когда захочешь соединиться прямо с публичным домом, до утра это может ему понадобиться. Но надо же позвонить Дженни, чтобы она не подняла на ноги полицию, или не начала звонить по больницам, или, избави Бог, его матери. «Как это, его нет дома?! — вскрикнет мать. У матери вообще привычка кричать. — Накануне Рождества его нет дома?!» — «Да, Вирджиния, — именно так зовут его мать, — накануне Рождества вашего сына нет дома». «Так оно и есть, ма, — подумал он. — Я тут, в Лос-Анджелесе». Надо позвонить Дженни. Он взял телефонную трубку. Но вместо того, чтобы звонить Дженни, Артур набрал семерку, там ему сказали, что прислуга ушла домой — «ведь сегодня сочельник, сэр». Он поинтересовался, ушла ли домой и экономка, и узнал, что она всегда на службе и с нею можно поговорить, набрав четверку. Артур так и сделал. Ему ответил женский голос с иностранным акцентом, но определить, с каким именно, было трудно. — У вас есть утюг? — спросил он. — Утюг? Чтоб гладить? — Да. — Да, утюг у меня есть. А почему вы не позвонили слуге? У нас гладит он. — Он уже ушел. Сегодня сочельник. Я бы хотел выгладить себе брюки. Понимаете, у меня сегодня день рождения, а они очень помялись в самолете. Мне бы не хотелось быть в этот вечер в мятых брюках. — В каком вы номере? Я вам пришлю. — Один-ноль-восемь. — А вы вернете? — Да, конечно. — Хорошо, я пришлю. — Присылайте. Благодарю. Артур положил трубку. Потом позвонил старшему коридорному и поинтересовался, есть ли в отеле