- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (44) »
Рольф Эдберг Дух Долины
Моей дочери Биргитте — листки из дневника паломника
Дух Долины не может умереть, его имя — загадочная мать.Из «Книги о Дао»{1}
Так встречает тебя Африка. Отголосками утра планеты и таинством еще не открытого, раздумывая над своим прошлым и предвкушая грядущее. Зрелая и матерая, но все еще пронизанная беспокойством неуемных геологических сил и хрупкая под растущим давлением людских полчищ. Резкими контрастами и пестрым разнообразием: густой сумрак убывающих дождевых лесов чередуется с палящим светом растущих пустынь; от холода снежных шапок Килиманджаро и Лунных гор стынет кровь, а камни глубоких низин обжигают, точно раскаленное железо; красуясь перед зеркалом великих озер и рек и пригибаясь под ударами чудовищных ливней, — и в то же время страдая от упорных засух и жажды; богатейшая и беднейшая из частей света; подавляющая своим покоем и сокрушающая своим неистовством. И однако, при всех своих зримых крайностях застывшая в некой внутренней неизменности. Брызжущая красками, но с преобладанием двух цветов — коричневого и зеленого. Коричневый — от почти золотистых блесток засушливой саванны, пустынь и высохших русел до запекшейся корки полей, истекающих кровью от острых копыт и пожаров; зеленый — все переливы лесов и кипящих жизнью полей после обильного дождя; коричневый и зеленый, сверкающие в час полуденного зноя или размытые в мягкую пастель вечерней и утренней мглой. Достаточно большая, чтобы вместить Европу, Аравию и Индию, с роями племен и наречий, с оттенками кожи от светлой бронзы до черного дерева, с остатками народа пигмеев и с богатырями, живым подобием великанов из народных сказаний; место встреч и страннический путь — для покидающих материк и для возвращающихся к нему. С еще сохранившейся пышностью флоры и многообразием сотворенной эволюцией фауны; мир с запасами первозданной дикости и энергии, перед которым ты чувствуешь себя маленьким и бросаешь в костер плащ человечьей самонадеянности. И все это будит в тебе влечение к истокам, к лейтмотиву, отчего былое становится насущным. И близким.
Паломничество
1
Откинув полог палатки, вижу над темным гребнем Ламагрута красную, как лагерный костер, зарю. Я мешкаю, прежде чем выйти. Хочу уловить зыбкие признаки нарождающегося дня. Отмечаю, как выступают из сумрака ближайшие акации и ландшафт обретает все более твердые контуры. Тропическое утро коротко. На ваших глазах оно снимает с ландшафта ночной покров, проявляя дневное изображение за те быстротечные минуты, когда природа словно затаивает дыхание. Ночной ветер пошел на убыль. Его прохлада еще ощутима, но теперь уже скоро над саванной и плоскогорьем поплывет дневное знойное марево. В мягком утреннем свете редкая трава кажется золотистой и бархатной; вскоре станет шершавой сушью. Стадо газелей, нарисованное тушью на красном фоне зари, трогается с места и скользит мимо палатки, чтобы затем слиться с саванной. Этот ландшафт: такой чистый, могучий, спокойный. Покатыми длинными волнами уходит он к одетому кустарником скальному массиву Наибор-Соит, что вздымается, подобно острову, над морем травы. И все так естественно, так очевидно. Покой для души и безбрежные дали, где можно странствовать бесконечно, без спешки и без цели. Делаю несколько глубоких вдохов. Чувствую, как меня наполняет великая легкость и животворная уверенность. Словно каждая клеточка возглашает: здесь твоя родина{2}. Обыденное «я» упирается и спорит. Хоть я и прежде испытывал то же ощущение при встрече с Африкой, однако знаю, как легко воображаемые настроения принять за подлинные. Столько читал и слышал от других о чувстве возврата на родину в этом ландшафте, что обещал себе быть начеку, относиться с иронией ко всяким влияниям и готовым восприятиям. Но, пытаясь внушить себе, что все это — чистое воображение, я убеждаюсь, что отрицание как раз и заключает в себе самообман. Чувство возврата после долгого отсутствия слишком сильно, чтобы его можно было изгнать. И это вовсе не то же, что странное узнавание, какое порой ощущаешь в чужом краю. Нет, это как сновидение, которое нельзя в точности воспроизвести, однако оно дразнит сознание намеками, такими же летучими и неуловимыми, как силуэты рассветной поры. Годы усилий с редкими минутами счастья, когда ты бывал в ладу с собой, и хандра всякий раз, когда чувствовал свою слабость, эти годы становятся далекими и несущественными. А вся действительность, заключающая в себе и начатие, и свершение, — здесь. Клетки помнят…2
Ночи, полные звуков, затихающих под утро, — звуков охоты и бегства, страсти и страха. Как они близки, когда лежишь под брезентом палатки. Раскатывающееся над плоскогорьем булькающее хриплое рыканье львов в овраге. Стук копыт и звонкое ржанье: «ква-ха-ха, ква-ха-ха» — бегущие зебры. А в промежутках — вопли и вой гиен, иногда приглушенно, точно сам ночной край причитает или гротескно хихикает, иногда — жутким рваным фальцетом, когда гиена выражает свое довольство при виде добычи или во время спаривания. Далекие сирены шакалов, трескотня и посвист потревоженных павианов, тяжелые взмахи крыльев, когда перед самым рассветом стервятники снимаются с древесных крон, чтобы начать свою всевидящую рекогносцировку саванны. И все это подхвачено и синкопировано ночным ветром, перебирающим колючки и дергающим палаточные колышки. Звуки, усиленные и проясненные темнотой. Звуки происходящего вблизи, но сокрытого от глаз. Такие непохожие на звуки северных лесных ночей. И однако, почему-то не чуждые. На удивление тебе, голоса тропической ночи находят далекий отзвук в твоей душе. Отзвук, в котором страх и влечение, вопрос и уверенность. Двигаясь днем по саванне, мучительно ощущаешь себя незваным гостем в мире других существ, на которого со всех сторон устремлены настороженные взгляды. Ты должен замереть, уловить положенный ритм и проникнуться им, чтобы тебя восприняли как органическую часть картины, сочетающей расслабление с напряженной готовностью. Вдруг на твоих глазах гну и газели Гранта дергаются и замирают, будто статуи. Не иначе ты неосторожно шевельнулся. Возможна и какая-то другая, неведомая тебе причина. Какое-то движение в траве. Или взлетели, предупреждая об опасности, птицы. Степные животные объединены действенной системой предупреждения: тонкий слух одного вида, зоркие глаза второго, острое обоняние- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (44) »