спину, изображая раздумья. Гаотона среди них — самый старший, и, по слухам, давно утративший всякий авторитет. Говорят, от него отвернулся даже сам император.

С появлением Шай, оба замолчали и пристально взглянули на неё, будто она кошка, которая только что опрокинула дорогую вазу. Шай изо всех сил старалась не щуриться — очков-то нет, ей нужно казаться сильной, насколько это возможно.

Фрава взяла со стола какой-то лист бумаги.

— Ван ШайЛу, список предъявляемых тебе преступлений очень впечатляет…

«Ну и сказала же… В какую игру играет эта женщина? Она что-то от меня хочет, — решила Шай. — Это единственная причина так себя вести. Вот и представился удобный случай».

— Жульничали, выдавали себя за женщину благородного происхождения, — продолжала Фрава, — проникли в Императорскую Галерею с воровскими намерениями, перевоссоздали свою душу и, напоследок, намеревались похитить Скипетр. Ты что, действительно полагала, что эту немудрёную подделку символа всей нашей империи мы не отличим?

«И ведь не отличили, — подумала Шай, — если, конечно, Шуту удалось бежать с оригиналом!» Мысль о том, что сейчас в Галерее на месте Лунного Скипетра сияет, окруженная почётом, фальшивка, доставляла Шай превеликое удовольствие.

— И вот ещё, — Фрава щёлкнула пальцами, и один из Бойцов что-то притащил с другого конца комнаты. Полотно. Стражник положил его на стол. Шедевр, написанный мастером Хан ШуКсен, — «Лилия в весеннем пруду».

— Узнаёшь? Это из твоей комнаты в таверне, там мы её и нашли. Подделка одной из самых знаменитых картин в империи. Оригинал находится в моей собственности. Наши мастера сразу распознали неопытную руку создателя. И неопытную — это ещё мягко сказано!

Шай встретилась глазами с женщиной.

— Не расскажешь, зачем ты её сделала? — спросила Фрава. — Хотела подменить её и утащить оригинал прямо из моего кабинета в Галерее? Но тебе же нужен был Лунный Скипетр. Вопрос, зачем тебе картина, если ты и так планировали убежать со Скипетром? Что это? Жадность?

— Мой дядя Вон учил меня всегда иметь запасной план — на всякий случай, — сказала Шай. — А будет Скипетр в залах или нет, я не знала.

— Ах, вот как… — по-матерински сказала Фрава. Но в глазах было отвращение вперемешку с брезгливой снисходительностью. — Ты просила, чтобы в твоём деле участвовал арбитр. Преступники часто просят об этом… И мне почему-то захотелось откликнуться на эту просьбу. Интересно знать, зачем ты подделала картину. Неразумное дитя, неужели ты действительно надеялась, что тебя оправдают и отпустят? С такими-то грехами? Положение твоё настолько плохо, что ты даже не представляешь. Наше милосердие не так велико, но…

Шай мельком взглянула на остальных арбитров, тех, что сидели у камина. Казалось, что им нет до неё никакого дела. Однако друг с другом они не разговаривали.

«Значит, слушают. Что-то происходит, — думала Шай, — что-то их беспокоит».

Гаотона неподвижно стоял рядом, слегка в сторонке. Лицо не выдавало никаких эмоций.

Фрава смотрела на Шай как недовольный родитель на дитя. Она специально сделала такую многозначительную паузу, чтобы девушка поверила. Поверила в своё освобождение! По их задумке, она теперь должна стать податливой, мягкой — и согласится на всё — за свободу.

Значит, шанс действительно есть…

Всё, пора брать дело в свои руки.

— Так что вам от меня нужно? — поинтересовалась Шай. — Давайте обсудим, что вы хотите мне предложить.

— Что?! — воскликнула Фрава. — Девочка, ты забыла, тебя вообще-то завтра казнят. Если нам что-то от тебя и нужно, то предложить мы можем тебе только твою жизнь!

— Моя жизнь — это моя жизнь, — ответила Шай, — и так будет всё оставшееся мне время.

— Хватит! — перебила её Фрава. — Ты сидишь в клетке, сделанной специально для таких, как ты. В её стенах — тридцать разных пород.

— Сорок четыре на самом деле.

Гаотона в удивлении приподнял бровь.

«О, Ночи! Хоть в этом я не ошиблась!»

Шай взглянула на Гаотону.

— Вы что, думали, я песчаника не увижу? Ну, даёте! Я же Воссоздатель. Мы изучаем породы камней ещё на первом году обучения. Камушек, кстати, с карьера Лайо.

Фрава хотела было сказать что-то, приоткрыв рот в легкой улыбке.

— И да, я знаю, что позади камней есть ещё металлические пластины из ралькалеста, который воссозданию не поддаётся, — продолжала Шай вслепую. — Стена — это так себе задачка, потянуть время, пока Воссоздатель её решает. Понятно, что ваша клетка не из известняка и ему подобного материла, который отковырял и свободен, даже мучиться с воссозданием не надо. Стенки вы, конечно, сделали, но, чтобы уж наверняка, заблокировали выходы ралькалестом.

Фрава сжала губы.

— Правда… ралькалест тоже не идеален, — продолжила Шай, — металл слабый. Решётка наверху, конечно, крепкая — не выбраться, но пластины довольно хрупкие. Вы слышали что-нибудь об антраците?

Фрава нахмурилась.

— Это камень, который горит, — ответил Гаотона.

— А вы мне дали свечу, — произнесла Шай и нырнула рукой за пояс, за спину. Она швырнула на стол грубую деревяшку — печать души! — Я просто могла поработать со стеной, убедить камни, что они — антрациты. Не так уж это и трудно, зная, что пород в стене — сорок четыре. А горят антрациты хорошо, их жар растопил бы ваши пластины.

Шай резко метнулась на стул и села, откинувшись на спинку. Она слышала, как сзади тихо прорычал стражник. Фрава ещё сильней сжала губы — в тончайшую линию и… промолчала.

Шай позволила себе расслабиться, глубоко вздохнула и тихо поблагодарила Неведомого Бога.

О, Ночи! Они верят её болтовне! Она очень боялась, что окажись среди них хоть кто-то мало-мальски разбирающийся в воссоздании, и её вранью тут же настал бы конец.

— Я хотела бежать этой ночью, — продолжила Шай, — подозреваю, что если вы обратились к такой еретичке, как я, то дело важное. Итак, ещё раз, что у вас есть мне предложить?

— Я всё ещё могу казнить тебя, — сказала Фрава. — Прямо сейчас. Здесь.

— Но вы ведь не сделаете этого, так ведь?

Фрава стиснула зубы.

— Я же говорил, что она тот ещё орешек, — обратился Гаотона к Фраве.

Шай уже заметила, что произвела на него впечатление. Но вот его глаза… В них будто было горе! Но горе ли? О, этого старика не так-то легко прочитать, он словно книга на языке свордиш.

Тем временем Фрава поманила кого-то пальцем. Появился слуга и вынес небольшую коробочку, замотанную в тряпку. Шай задержала дыхание.

Слуга отжал фиксаторы и открыл крышку. Внутренняя часть коробочки была обита тканью, а внутри — пять небольших выемок, туда можно класть печати души.

Печать представляла