литавр!..

— А ты, Вашек?

Вашек развел руками, пожал широкими плечами и наконец провозгласил, что будет каменщиком, как отец и дед.

Славечек с умным видом погладил подбородок.

— Ну да, это вполне естественно, — сказал он серьезно. — Я где-то недавно прочел, что в связи с твоим решением вокруг домов начнут возводить более прочные леса. Чтобы могли тебя выдержать!

Вашек не реагировал. Вашек был спокойный парень.

— А ты, Милан?

Милан молчал. Вендула его толкнула:

— Ты что написал?

— Я… ничего.

— То есть как?

— Обыкновенно. Я не буду отдавать директору анкету.

— Не дури. Ведь куда-то идти надо…

Вместо нудных длинных пояснений он опять пожал плечами.

— Мне пора. Приветик. Вечером дай им поесть! — сказал он Славечку. — Хотя бы корку хлеба.

Милан повернулся и пошел. Ребята с удивлением смотрели ему вслед.

— Что это с ним? — тихо спросила Вендула.

— Не знаю.

Славечек не мог объяснить этой странной перемены в товарище.

— Выпендривается, известное дело! — оценил поведение Милана Петер.

— А может, у него неприятности…

Все молча смотрели вслед удаляющемуся Милану, пока он не исчез за углом обшарпанного дома.

Беседа стала напоминать порванные рыболовные сети, в ячейках которых то тут, то там блеснет уклейка. Надежда на веселый обмен мнениями лопнула, словно воздушный шарик. Ребята расстались.

4

«За последние несколько месяцев у нас дома все изменилось. Лилина валяется на диване и читает свои дурацкие книжонки, мама ходит на цыпочках, чтоб, не дай бог, Лилинку не побеспокоить, а папа ворчит, потому что не может прочесть газету, полежать на диване, включить телевизор, не смеет курить и разговаривать во время еды, не смеет ни то, ни это, ни пятое, ни десятое потому, что это может помешать Лилинке. Лилинка Мразкова зубрит театральные роли!

А потом являюсь домой я. Я стал вдруг казаться всем страшно противным, невыносимым, ужасающе невоспитанным: «О, господи, что только из этого мальчишки будет?!»

Никогда еще я с такой неохотой не возвращался домой. Каждый раз, когда я берусь за ручку двери, у меня такое чувство, что я задохнусь.

Я задыхаюсь на нашей кухне, даже если там иногда открывают окно, задыхаюсь везде, куда ни приду, мне больно от того, что близкие не понимают меня…»

5

— Какое у тебя настроение, папа? — спросил Милан, выслушав пятнадцатиминутную лекцию о том, что из школы надо приходить вовремя. Он и не пытался особенно возражать. — Я был у Божьей коровки в кабинете. Помогал ей.

— У Божьей коровки? — ужаснулась мать.

— У нашей классной руководительницы Броучковой. Мы ее так прозвали.

Мама укоризненно покачала головой.

— Кроме того, отметки могли бы быть поприличней. В голове одно озорство. А потом удивляешься…

— Мама…

Плотина маминых советов и указаний была, видимо, сильно подгнившей. Поток ее слов хлынул неудержимо. Хорошо еще, что характер у Милана незлобивый. Отряхнется, как щенок, и в памяти не останется даже воспоминания о нудных нотациях.

Он повернулся к отцу.

— Выкладывай, что произошло! — бросил отец коротко.

— Ну вот, опять я горю синим пламенем! — разочарованно заметил сын.

Отец отложил газету и с подозрением спросил:

— Что-нибудь в школе случилось?

— Да нет…

— Тогда в чем дело?

Милан медленно, не спеша полез к себе за пазуху, вытащил перепуганную свинку и сказал:

— Вот в чем.

Лилина на диване испуганно завизжала:

— Крыса!

Милан сочувственно поглядел на нее:

— Как обычно, пальцем в небо!

Отец с матерью не понимая глядели на зверька. Потом оба начали выспрашивать, где он его взял.

— Выменял за тех двух ангорских кроликов… Можно мне его у себя оставить? Мама… скажи!

— Меня от него тошнит! Какой противный! — кричала Лилина. — Пускай он этого урода немедленно выкинет! Мама, вели ему!

Милан счел себя кровно оскорбленным.

— Послушай-ка, дорогая сестрица, — произнес он медленно, не переставая гладить свинку, — если бы ты была такой красавицей, как Пузырек, тебя избрали бы «Мисс 2000 года». Только тебе повременить придется!

— Папа, он грубит!

Мать поставила на стол тарелки с ужином.

— Не ссорьтесь, дети, идите ужинать! — Она, как обычно, избрала мудрую тактику.

— Ну, папа, — не отставал Милан, — ну скажи, можно мне его оставить? Он будет жить в коробке под диваном. Пузырек мировой парень! Ну, папа, скажи, можно?

Отец придвинул стул поближе к столу и наклонился над тарелкой.

Старый испытанный мамин трюк. Сначала она ставила тарелки с пюре и лишь потом предлагала отбивные. Милан любил отбивные, но сейчас они его не занимали. Он чувствовал себя несчастным из-за равнодушия отца. Слово «увидим», которое отец обронил, склонившись над тарелкой, давало слишком маленькую надежду.

— Лилина? — спросила мама и насадила на вилку отбивную.

— Половинку маленькой, — пропищала та.

— Отец?

— Целую. И поменьше жира!

— Ну, а ты?

Милан молчком поднял вверх два пальца.

6

«Все ребята и девчонки из нашего класса давно спят, им не с чего ворочаться с боку на бок, они не лежат, уставившись в потолок, на котором время от времени мелькает отблеск фар проезжающих под окнами автомобилей. Они спят себе спокойненько. Они заполнили анкеты, дали их на подпись родителям и завтра вернут Божьей коровке…

Только один я не верну!»

7

Утром, не успев захлопнуть за собой дверь, Милан наткнулся на Лупоглазого. Зовут его, правда, Ярослав Кадержабек, но даже он, наверное, об этом давно забыл. Теперь уже трудно выяснить, кто придумал это прозвище. Но оно ему здорово подходит!

— А что у меня есть! — похвалился Лупоглазый.

— Не интересуюсь!

Лупоглазый что-то старательно мусолил в кармане своего пальто и был не в силах больше скрывать от Милана этот загадочный предмет.

— Гляди! — он разжал ладонь. — Зажигалка!

— Где ты ее взял?

Лупоглазый таинственно улыбнулся.

— Подарили!

— Небось стащил?

— Вот еще… — защищался Лупоглазый.

Милан поглядел на него испытующе. Лупоглазый был воришкой. Чужие вещи словно магнит притягивали его к себе. Лупоглазый не мог противиться. Он проводил в учительской больше времени, чем в классе.

— Говорят, у тебя морская свинка есть? Бери зажигалку за свинку!

Милан ухмыльнулся:

— Держи карман шире! — И, положив Лупоглазому руку на макушку, посоветовал: — Забирай свою зажигалку и