– Тфу. Зачем мне его слюни? Противно, – скривилась Рэ.
– Беги. Пока …, этот дядя жив.
Павел Ильич.
Павел пришел в себя от страшного холода. Ему казалось, что даже уши, нос и пальцы обледенели. Зубы стучали с сумасшедшей скоростью, исполняя чудовищную мелодию.
– Если сможешь выжить – получишь идеальное здоровье, – ехидно произнес интеллигентный нищий, чистенький и опрятный, с усталым от безысходности взглядом.
– Ты сошел с ума? Такую дозу всадил! Спина чешется …, ты бы лучше голову мне вылечил, чем шрамы на спине сводить.
– Это дочка твоя по неопытности переборщила, вливая силу. Я уже десять лет пустой, – с горечью произнес старик.
– Не клянчи! Я обещала тебе оплату – получишь, – весомо и с достоинством остановила нищего Рушель.
– Он мне не папа. Это чужой дядя, – поправила старика Рэ.
– Меня не нужно обманывать, это ни к чему. К тому же невозможно утаить такое родство.
– Ах ты, старая лгунья! – вырвалось у Рэ.
– Не смей так на мать, – сурово остановил дочь Павел.
– Если мне дадут обещанное, то я смиренно удалюсь, – отвлек разъяренную Рэ от мерзавца‑папы нищий.
– Обождешь. Еще Рушель нужно подлечить, – вмешался Павел.
– Если мне будет позволено сказать? – старик посмотрел на Павла и Рэ, – неопытность девочки может убить Рушель. Тебе нужно обучить дочь. А сейчас лучше возьми у неё часть силы и сам напитай моё заклинание.
– Нет! – вмешалась Рушель. И обратилась к дочери, – отдай самую маленькую часть, какую только сможешь, старику. Пусть он сам меня лечит.
– Ты не видел ауру Павла. Черная, как сама смерть, – добавила Рушель, видя недоумение старика‑нищего.
– Это был не я! Другой я! У меня что‑то случилось с головой! – яростно стал защищаться Павел.
– Теперь‑то я поняла! Мать часто говорила: «я из твоей головы всю дурь повыбью». Вот оно как делается! – серьёзно произнесла Рэ. Взрослые засмеялись, но как‑то грустно.
– У тебя была сломана височная кость. Она давила на мозг. Гематома была огромна, никогда такой не видел, – сообщил старик Павлу.
– Папа – хороший? Он не виноват? – растерянно спросила старика Рэ. Бывший маг‑целитель промолчал, не смея расстраивать счастливую девочку.
– Мама всегда говорила, что приедет папа и привезет мне шоколадку. Хочу! – взросла, умудренная страшным жизненным опытом девочка превратилась в маленького доверчивого ребенка.
– Дорогая, – елейным голосом прошептал в ухо Рушель Павел, – я десять лет провел в рабстве. У меня есть две монетки, те, что я забрал у охранника‑эльфа. Но на них шоколад не купишь! Не разочаровывай нашу дочь!
– Нашу?
– Нашу!
– Дорогая?
– И единственная!
– Рэ, верни папе немного силы. Немного! Совсем мало! Каплю! Рушель повернула умоляющее лицо к Павлу.
– А мне бутылочку сладкого вина, можно? Слезы закапали из её подслеповатых глаз и потекли по морщинам ноздреватой грязной кожи. Рушель пошевелилась, и кислый запах ударил Павлу в нос, но он даже не поморщился, привык к таким запахам за десять лет рабства.
– И горы тряпок, как раньше. Духи, шампунь, крема, бусы, всё что пожелаешь, – грустно сказал Павел, – пластиковая карточка моя цела?
– Рэ, принеси папину шкатулку с вещами. Твоё чистоплюйство, Паша, – глупость несусветная! – слезы мгновенно высохли. Лицо Рушель презрительно скривилось.
– Я позволю себе маленькую просьбу. Если мне дадут обещанное, я удалюсь, чтобы не мешать вашим семейным делам.
– Не до тебя! Завтра приходи. После полудня! Иди‑иди, не мешай, – грубо прогнала старика Рушель.
– Я хочу шоколадку!
– На, возьми в счет оплаты пару медных монет, – успокоил нищего Павел. Глаза старика загорелись, он заискивающе схватил деньги, сразу потеряв своё внутреннее достоинство, и уважение Павла.
* * *
Вкус у Рушель был настолько вульгарен, что вызывал у консервативного Павла острое внутренне отторжение, но она ему бы не простила даже кривой гримасы, и приходилось заискивающе улыбаться. Рушель лежала на аляповатой кушетке, как казалось ей, в позе богини. Брезгливо‑недовольная рожица Рушели надоела Павлу.
«Нынешнее моё рабство переплюнет негритянское», – бессильно страдал он, глядя на вульгарного подростка, в которого превратилась Рушель. «Шестнадцать лет – самый расцвет для женщины», – утверждала она, хотя явно сбросила лишних пару годков.
– Ты всё запомнил? Быстро‑быстро, – в духе русских гусар скомандовала Рушель.
– Шоколада больше не надо. Я от него блюю, – жеманно сообщила дочь из соседней комнаты, – картошку пожаришь на сале, так чтобы шкварки хрустели и лучок золотился. Рэ не понравились сладости и фрукты далекой Земли.
– Не забудь! В котлеты нужно класть больше хлеба, иначе они совсем невкусные.
«И это моя дочь! Что меня здесь держит?» – скучно шевельнулась мысль в голове у Павла. Из ванной комнаты вышел «кавалер» Рушели, оставляя на белом ковре мокрые следы.
«Зачем это животное тратит горячую воду? Выхлоп у него после вчерашнего …», – не сумел сдержать брезгливую гримасу Павел. Или он опять научился различать запахи, или психологически испытывал неприязнь к секс– партнеру Рушели.
– Так! – протяжно выговорила Рушель, грозя Павлу пальцем, – Рожи корчишь? Заказы принесешь, а на сегодняшнее свидание с дочкой не рассчитывай! Ей и самой надоело твоё сюсюканье! Выметайся!!! Павел побрел в гости к Алексею, на телепорт у него не было ни грамма лишней магии, Рэ научилась точно отмерять необходимые для работы Павла дозы.
* * *
– Я её убью! Она даже представить не может, как мучительно ей придется умирать! А я! Я! Я напьюсь магии! Тогда я смогу вернуть тебе Катю, – пьяно икая, говорил Алексею Павел.
– Катю только сюда не надо, а то я её придушу. Своими руками придушу, сучку, – с трудом складывал слова Алексей.
– Ты её не видел! Она сделала пластику. Моднючая стала. На еврейку похожа.
– Ты что?! С её рязанской мордой?
– Мода! Да уж!
– Тебе, Паша, нужно бежать. Деньги за твою голову