так волнуется главный инженер. «Ну, прямо врач! — неприязненно подумал Фомичев. — И опять ручки в карманах».

— Видите ли, Владимир Иванович, — рассудительно произнес Гринев, словно только теперь поняв, почему волнуется главный инженер, и снисходительно решив его успокоить, — металлурги нам покоя не дают. Требуют: давай любой концентрат, дашь бы плавить можно. Тут уж не до качества. Вы сами понимаете.

— Чорт знает что! — крикнул Фомичев и осекся, вспомнив о Марине Николаевне; ему стало неприятно за сорвавшееся грубое слово. — Завтра разберусь, кто виноват, — проворчал он, — а сейчас прекратите это безобразие. Вы медь в отвалы гоните, а металлургов заставляете воду выпаривать.

— Хорошо. Но завтра они зашумят.

— Я должен повторить приказ?

Теперь Гринев совсем вынул руки из карманов и скучающе осмотрел их.

Только на улице Марина Николаевна опять заговорила:

— Ночью на фабрике процесс часто нарушается.

— А разве днем этого не бывает?

— Однако ночью не только на обогатительной фабрике, но и во всех цехах потери растут. Это не случайно.

Он промолчал.

На колошниковой площадке ватержакетного цеха Жильцова и Фомичев пробыли час.

Тоненько позванивали электровозы, железобетонная площадка содрогалась, когда по ней проходили тяжелые, груженные рудой, коксом и флюсами составы вагонеток. Рабочие надевали респираторы и подходили к печам. Очередная порция материалов засыпалась в печь; из нее вырывались клубы сернистого газа. Марина Николаевна, не отнимавшая носового платка от лица, старалась держаться подальше от печей, но это мало помогало: слезы туманили ей глаза, она с трудом удерживалась от кашля.

Старший сменный мастер Иван Анисимович Кубарев стоял возле главного инженера, вытирая платком мокрый, в крупных морщинах лоб. Лицо у него было угрюмое, говорил он низким голосом, часто прокашливаясь:

— Замучились, Владимир Иванович! Беда ночью. Что я могу поделать? Печи остановить? Днем работали шесть электровозов, а у меня четыре. Так почти каждую ночь. Не соблюдаем шихтовку, Владимир Иванович. Вот отчего растут наши потери меди. Транспортниками надо заняться. До каких пор так работать будут? Перед людьми стыдно. Обязательство выполнять перестали.

Фомичев смотрел на усталое, угрюмое лицо мастера и думал: больно, тяжело Кубареву. Ведь он хороший мастер, старый рабочий, парторг цеха, а вот ничем сейчас он не выделяется в соревновании среди других.

— Надо, Владимир Иванович, транспортников наших подтянуть, — продолжал Кубарев. — Заставьте их точно графики соблюдать. Немчинов-то скоро выйдет?

— На той неделе.

— Тоже ему не радость: завод пошатнулся. Понимаю, — сочувственно добавил он, — вам одному за всем не углядеть…

Он жалел Фомичева.

— Как у меня от газа голова разболелись! — пожаловалась вдруг Марина Николаевна искоса посмотрев на Фомичева; может быть, она заметила, что старый мастер жалеет главного инженера?

— Я иду дальше! — с вызовом сказал Фомичев Марине Николаевне. — Хотите составить мне компанию? Или вы домой?

Они побывали в остальных металлургических цехах — конверторном, отражательном. С полчаса Фомичев посидел в диспетчерской, выслушал подробный доклад дежурного о ходе работы, о прибытии составов с рудой.

Из заводских ворот Фомичев и Жильцова вышли, когда небо на востоке уже посветлело и звезды там одна за другой угасали.

— Как все запущено! — вырвалось у Марины Николаевны, — ее расстроило это ночное посещение завода. — Я даже не представляла, что у нас так плохо в ночных сменах. Как же нам обязательства выполнять? Едва с планом справились!

Она говорила сочувственно.

Фомичев остановился раскурить трубку и посмотрел на Марину Николаевну. Она стояла перед ним, зябко держа руки в карманах пальто, о чем-то задумавшись. Лицо ее в неверном, растекающемся свете наступающего утра казалось бледным, утомленным.

— Послушайте теперь меня, — как можно мягче сказал Фомичев. — Мы стали хуже работать? Я это знаю. Но сейчас надо думать, как все поправить. Думать всем. Вы же забросали меня упреками — тут плохо, тут развалено, тут запущено. Но не сказали, каково же участие лаборатории в заводских делах? Или вы только накапливаете материал о скверной работе?

— Вы даже сегодня не очень поверили моим цифрам, — упрекнула Жильцова. — Главный инженер должен больше интересоваться работой лаборатории. Мы ведь занимаемся только контрольными анализами. И вас это устраивало. За три месяца главный инженер не нашел времени заглянуть в лабораторию.

— Принимаю упрек.

«Устала она, бедная! — подумал Фомичев. — И продрогла…»

— Где вы живете? Кажется рядом с Немчиновыми?

— Вы хотите меня проводить? — удивилась Марина Николаевна.

Они тихо двинулись по улице, засаженной тополями и низенькими кустиками акаций, мимо двухэтажных деревянных домов с балкончиками. В окнах уютно белели занавески. Небо все голубело и голубело. Прямо на гребне горы выступали четкие силуэты сосен. Внизу проступали бордовые гранитные складки, словно струи остывшего шлака.

Сначала они шли в ногу, но у Фомичева шаг был более широкий, и он все время сбивался. Тогда он осторожно взял под локоть Марину Николаевну. Она как будто и не заметила этого, продолжая держать обе руки в карманах.

Возле четырехэтажной школы-десятилетки Фомичев и Жильцова свернули на улицу новых каменных домов. Балкончики, как ласточкины гнезда, лепились на зданиях. Молодые тополи выбросили пахучие листочки. Под ногами похрустывал гравий. Два крайних дома, выложенных до четвертого этажа, еще стояли в лесах.

Справа виднелся Дворец культуры — высокие колонны, полукруглый подъезд, и на фронтоне выразительная скульптурная композиция: рабочий, колхозник и воин. На круглых матовых фонарях, у подъезда горел отсвет утренней зари.

«Растет наш поселок, хорошеет», — подумал Фомичев, словно все это он увидел впервые.

На душе у него посветлело. Обычные заботы на время оставили его. Да, в таком поселке можно жить, чорт возьми! А он ничего кругом не видит! Все последние три месяца с утра и до глубокой ночи просиживает на заводе, нигде не бывает, ни во Дворце культуры, ни в парке. Когда в последний раз он был в кино, на концерте? Нескладно как-то получается: другие хоть охотой занимаются, а он даже в воскресенье, как привязанный, на заводе. Собирался вчера поехать на дачу к Немчинову, поговорить о делах, отдохнуть, — и в последнюю минуту отказался. Раньше, работая в цехе, он вечерами обязательно ходил гулять, поднимался на гору до каменных Трех Братьев и не спеша возвращался назад. А теперь и