Литвек - электронная библиотека >> Николай Дмитриевич Кузаков >> Природа и животные >> Тайга – мой дом >> страница 4
бросились вперед.

Мы прошли еще немного и остановились передохнуть на краю небольшой поляны. Солнце уже коснулось верхушек леса, листья молодого березняка просвечивали, и от этого казалось, что все вокруг залито зеленоватой дымкой. Совсем рядом залаяли собаки. Авдо отодвинулась от березки и четким движением послала в ствол ружья патрон. Я тоже приготовил ружье.

Лай приближался. Вскоре послышалось грозное урчание. Спустя минуту на поляну выбежал сохатый. Над головой его возвышались красивые рога, покрытые темным бархатом. От нас зверь остановился в полусотне шагов, не более.

Собаки лаяли напористо, но бык не обращал на них никакого внимания. Гордо подняв голову, он смотрел на нас, а мы на него.

Я вскинул ружье, но Авдо положила на ствол руку и сказала:

— Не надо стрелять, бойё.

Я удивленно глянул на Авдо. Она смотрела на быка и улыбалась. Потом сделала шаг вперед и крикнула:

— Ветерок!

Сохатый вздрогнул, отскочил в сторону и уставился на Авдо. Только теперь я заметил, что у сохатого нет половины уха, а второе было как будто распорото и торчало вилкой.

— Ветерок! Ну вспомни!

Зверь переступил с ноги на ногу, низко к земле опустил голову, кинулся на одну из собак. Опять остановился и шагнул к нам.

— Однако, узнал! — вскрикнула Авдо.

Бык, глубоко проваливаясь в мох, побежал от нас. Но на опушке леса остановился, повернул голову в нашу сторону и замер.

— Узнал. Только одичал маленько. Беги своей дорогой, Ветерок! — Авдо подняла бердану и выстрелила вверх. Сохатый привстал, выбросил вперед ноги и исчез в лесу.

…Как-то Авдо весной рыбачила. Вдруг на берегу, в ельнике, залаяли собаки. Авдо сразу поняла, что на зверя. Причалила к берегу и осторожно пошла на лай. Зверь все же учуял и убежал. Когда затих топот копыт, Авдо услышала ворчание собаки, бросилась на голос и тут же увидела сохатенка. У сохатенка одно ухо было разорвано вдоль, а второе держалось только на коже. Собака старалась поймать его за горло, но сохатенок увертывался. Авдо цыкнула на собаку, та неохотно отошла. Сохатенок подбежал к Авдо, жалобно прокричал: «Ння-я, ння-я», будто жалуясь на собаку.

Сохатенок был совсем маленьким, должно быть, родился только вчера, и Авдо не решилась оставить его в лесу: пропадет без матери. А сохатенок, получив защиту, не отходил ни на шаг. Авдо положила его в лодку и приплавила домой.

Сохатенок стал любимцем детей стойбища. Они его поили молоком, водили пастись. За резвость и быстроту назвали его Ветерком.

Особая привязанность у сохатенка была к Авдо. Стоило ей только появиться на стойбище, Ветерок, хрюкая, бежал к ней, протягивал голову, тыкался мордой в грудь, осторожно хватал губами руки — ласкался.

Через два года Ветерок превратился в стройного и грозного зверя. Длинные ноги в серых чулках. Грудь широкая, черная. Рога лопатами. За Авдо он следовал всюду.

Как-то весной, возвращаясь с охоты, Авдо остановилась на берегу реки перекусить. Разложила костер, пошла за водой, Ветерок, как всегда, следовал за ней. Авдо встала на льдину и хотела зачерпнуть воды, но льдина скользнула по земле, и Авдо упала в воду. Течение подхватило ее и понесло. Авдо накричала. Ветерок сначала грозно затрубил, а потом спустился в воду и поплыл к ней. Авдо ухватилась за загривок, и Ветерок доставил ее на берег. Так Ветерок спас старой охотнице жизнь. И Авдо, конечно, еще больше привязалась к зверю.

Первую осень, когда пришло время рева, Ветерок вел себя спокойно, на вторую — целый месяц трубил по утрам. Наступила третья осень. Ветерок ободрал о молодые деревца шкуру с рогов, просмолил рога. Лето он ходил толстый с плоской шеей, а тут вдруг подобрал живот, шея округлилась, грудь раздалась, потемнела, глаза налились кровью.

И вот как-то сентябрьским утром жителей стойбища поднял мощный рев Ветерка. Авдо выбежала на улицу. Ветерок стоял на пригорке, подняв голову к горам, трубил. Голос его был басовитый. Ветерок вызывал на бой противника. Каждый мускул его напрягся, налился силой.

— Ветерок! — крикнула Авдо.

Но Ветерок не слышал ее. Он переступил с ноги на ногу, и могучий голос его снова покатился по тайге. В Ветерке проснулась буйная кровь самца. Природа звала его в горы. И он ушел.

И вот через три года мы случайно встретились с Ветерком.

— …Авдо, ты после этого больше не видела Ветерка? — спросил я.

— Совсем ушел. Позабыл старуху. Ты тоже такой. Вырос — в город ушел. Тайгу бросил. Худой парень.

— Я же вернулся, Авдо. Правда, не насовсем. Да что поделаешь? Я пошел другой дорогой.

— Совсем приходи. Мало охотников стало. Будешь в тайге, Авдо спокойно умрет. А то думы покоя не дают. Горы сердиться будут. Худая Авдо: никого за себя в тайге не оставила.

Глава 5

Небо серое и низкое. Дыбятся горы. Припудривая следы, лениво сыплет мелкий снежок. Вокруг ни души, только иногда донесется одинокий стук дятла или каркающий крик кедровки.

За день пути я сильно устал. С непривычки от поняги болят плечи, ломит поясницу. Ружье кажется пудовым. А тропинка все бежит и бежит. Особенно трудно идти по горным «тундрам». Первую «тундру» я принял за озеро. Идем редколесьем. Небольшая ложбинка. И вдруг ни кустика, белая слегка бугристая плешина. Озеро? Но это оказалась «тундра» — болото, маленький островок вечной мерзлоты, на котором растут только мхи.

Проваливаясь между кочек, перебираемся через «тундру». Выходим на тропинку. Авдо шагает неторопливо, но так ходко, что я кое-как поспеваю за ней. Отдохнуть бы. Но об этом как-то неудобно просить Авдо.

Тропинка приводит в сосновый бор. Здесь идти легче: снег неглубок и почва тверже. Стали попадаться узоры глухариных следов. Собаки резво забегали в поисках птиц. Авдо остановилась, потрогала посохом один из следов, потом посмотрела на меня.

— Далеко еще до палатки, Авдо? — спросил я.

— Меньше полперекура.

Ответ не столько озадачил, сколько рассмешил меня. Ведь не курить можно и полсотни километров. Не успел я раскрыть рта, чтобы уточнить расстояние до палатки, как Авдо уже шла слегка покачивающейся походкой.

Бор кончился как-то вдруг, упершись в ручей, густо заросший ельником и лиственницами. На небольшом взгорке, в треугольнике трех сосен, стояла палатка. Рядом с ней был лабаз, на котором лежали мешки с провизией.

Из сосновой рощи послышалось хлопанье крыльев, а затем я увидел глухаря. Он летел к нам большим черным снарядом. Сел на одну из сосен у палатки. Я вскинул тозовку,[7] Авдо метнулась ко мне и быстро заговорила:

— Не стреляй, бойё. Он здесь живет… Это его бор…

Я не сразу понял, чего от меня требует Авдо. Но когда я опустил