дорогой, неожиданно вмешался Гурген, — захотел бы подождать вашу ракету и познакомиться с вами…

Ладников подумал, что такой разговор ни к чему.

— А ну, кто смотрел последнюю поликомедию Петровского, поднимите руки! — вдруг весело крикнул он.

— «Девушка с планетой», что ли? Раз, два, три, четыре. Все! — подытожил Риль.

— Беру интервью. У журналиста первого, — Ладников сбавил скорость и повернулся к Рилю.

— Отличная вещь. Великолепный юмор! Ребята сыграли — во! — Риль приставил большой палец к самому носу Ладникова.

— Так. Теперь вы, сосед, — Ладников обратился к Гургену.

— Что мне говорить? Нахохотался так, понимаешь, что устал. Будто камни ворочал. Жена говорит, дурак ты, соседям смотреть не давал… Э-э, руль держи, дорогой!

— Вы, Мосенин? Мосенин! О чем задумались? Что скажете о комедии?

— Я? О комедии? Ах, да… Ничего, ничего, веселенькая штучка…

— Самые удачные ответы у моего уважаемого соседа Гургена, — провозгласил Ладников и в окошечке обзора перед собой поймал глаза Риля. Риль похлопал водителя по плечу.

«Все должно обойтись… — думал Ладников, — Риль… Пожалуй, в нем я уверен, как в себе. Гурген… Мрачный тип, но, кажется, разговорился. Хм, хохотал, будто камни ворочал… Должен выдержать, хотя… Нет, кажется, спокоен. Наконец, Мосенин. Геолог. Героическая гималайская десятка… Никаких сомнений! Почему-то все боятся программы… А ведь она сделает свое точно и верно. Железнов говорил, что дали усиленную потому, что сразу трое едут впервые. Страшное — это последний километр. Пять красных столбов… Надо что-то рассказать из старых программ. Лучше всего это сделать… Да, да, вон за тем холмом, где растут два „стрелка“ по обе стороны от дороги. Черт побери, ведь здесь давно никто не ездил! Значит, не исключено, что стрелки накопили большие заряды. Проеду тихо. Не стоит рисковать… Мосенин опять задумался. О чем он?..»

Турбик выскочил на холм. Дорога полого спускалась вниз и совсем незаметно для глаза начинала снова залезать в гору. Уже на подъеме, чуть выше той с трудом угадывающейся линии перелома, из вороха листьев торчали головки «стрелков» — удивительные сооружения — одновременно и локатор, и орудие, и фабрика взрывчатки, и завод-изготовитель снарядов-семян.

— В Атлантисе есть библиотека? — вдруг спросил Риль.

— Кажется, есть, — ответил Ладников.

— А почему решили поселок устроить под водой?

— Это сложное дело. Озеро Кохео — единственный водоем. И потом, в воде просто меньше всяких неожиданностей, опасностей, что ли…

— Каких опасностей? — подхватил Мосенин, — бронтов?

— Бронты сейчас не опасны. Почти не опасны. Может быть, в то время, когда строили Атлантис… Пылевые бури, газовые удары, да мало ли неприятностей.

— Я читал, что газовых ударов было два за всю историю освоения. Никто не пострадал… — Мосенин испытующе глядел на Ладникова. — Так ведь?

— Возможно, два. Я не помню точно…

Ладников включил тормозные кольца и перевел регулятор скорости на скорость пешехода. Турбомобиль словно ткнулся в невидимую стену и медленно пополз неуклюжим жуком. А навстречу ему, будто два любопытных жирафа из земной жаркой саванны, повернули свои головки «стрелки».

— Почему мы поехали медленно? — забеспокоился Мосенин.

— Смотрите, — не отвечая ему, обратился ко всем Ладников, — это довольно крупные экземпляры, а главное — близко. Они у самой дороги. Я выбрал критическую скорость.

Машина приближалась к удивительным растениям. Вот она почти между ними. Мелко задрожали листья, стали хищно выгибаться стебли-стволы. Было похоже, что вот-вот, откинувшись назад, каждая головка с размаху клюнет ползущий турбомобиль, словно жадная птица букашку. Машина поравнялась с растениями. Сильнее задрожали листья и стебли. Какой гигантски сложный процесс происходил в их недрах! Так лихорадило бы, наверно, безукоризненно налаженный автомат, если бы ему посылались строгие распоряжения, которые тотчас бы отменялись, заменяемые другими приказами, противоположными по смыслу… Когда «стрелки» остались позади, Ладников выждал еще немного и рванул машину вперед. Он торопился. Он хотел наверстать время, потерянное на этом участке.

— Говорят, что Шеппард варил куски стебля, — заговорил Риль, — и утверждал, что бульон напоминает куриный. Никто ему не верит. Он так и был единственным, кто отважился на это.

— Попробовать бы… — Гурген облизнул губы. — А что? Эй-эй-эй, держи руль крепче! Может быть, такое блюдо выйдет! А?

— Пакость какая, — поморщился Мосенин.

— Попробуйте, — Ладников с симпатией посмотрел на Гургена, — только торопитесь — дальше на западе «стрелков» нет.

— Чудовищная скорость роста — вот что интересно… — в раздумье произнес Риль.

— Это наше движение стимулировало его рост, — стал объяснять Ладников, обращаясь в основном к Гургену, — вообще всякое движение действует на «стрелка» странно. Он бьет семенами только в движущийся предмет. Так гарантируется распространение семян. Вся жизнь растения — это накопление зарядов. Какие заряды, никто толком не знает. Шеппард тоже. Что? Да, убить он, конечно, может. Если заряд особенно сильный. Но смотря как и куда попадет. Подходить можно, но бежать нельзя. Не быстрее, чем ходит пешеход. Побежишь — всыплет вдогонку. Неделю не сядешь. Ха-ха! В одной программе, вспомнил, было так…

— Столб! Красный столб! — вдруг закричал Мосенин, показывая на обочину. Первый столб! Красный!

— Что кричишь, ну что кричишь? — повернулся к нему Гурген, — и машину так напугаешь, дорогой!

— Как что? Как что? Ведь всего километр!

Ладников видел, как у Мосенина беспокойно забегали глаза. «Наверное, от возбуждения, оно обычно у романтиков…» — подумал Ладников и хотел продолжить о «стрелках».

— Слушайте, — схватил его Мосенин за плечо, — а есть другие дороги в Атлантис?

— Есть. Через плато Киреева и по Сиреневому нагорью.

— Так почему бы не поехать там?!

— Можно. Но там везде то же самое. Тот же Знак. Только гораздо дольше ехать. А нагорье к тому же совсем недоступно для нашего «турбика».

— Вот и второй столб, — сказал Риль.

— Второй? Где? — Мосенин привстал с места. — Да-а, второй. — Он снова схватил Ладникова за плечо. — Почему нельзя было сделать другую дорогу? Я не понимаю… Ну, не по нагорью, так в другом месте. Ну, и что, что горы! Гималаи были труднее. Я не понимаю…

Ладников резко сбавил скорость. Отдал управление автомату и повернулся к Мосенину.

— И я, признаться, тоже не все понимаю, — сказал он жестко. — Вы боитесь, или… или…

Он нарочно не кончил фразу и замолчал.

— Что «или»? Договаривайте!