уже сидел в кабинке и наблюдал за командиром. А Мартьянов глядел вдаль, запоминая знакомый пейзаж, корпуса, почерневшие от весенних туманов и дождей.

На крыльцо вышла Анна Семеновна.

— Сеня, Сеня, — проговорила она.

Мартьянов от прикосновения жены опомнился. Он еще раз обнял и поцеловал ее. Круглов нажал сирену.

— До скорой встречи, Аннушка, — сказал Мартьянов и торопливо сбежал с крыльца. Выражение его лица было такое, словно он всему гарнизону говорил до свиданья и уверял, что едет ненадолго и скоро вернется. И, как бы отвечая на его теплое дружеское расставание с Анной Семеновной, с гарнизоном, от дальних казарм донеслась песня. Это роты шли в столовую. Красноармейцы пели новую боевую песню полка, рожденную уже здесь, в гарнизоне. Музыку к ней написал Милашев. Все в песне было близко ему, все до глубины трогало душу, волновало сердце!

Мартьянов подбежал к машине, будто боясь, что Круглов не даст дослушать ему этой звучной песни.

К машине подошла Анна Семеновна и молча остановилась позади Мартьянова. Далекий красноармейский хор оканчивал песню:

Эти последние слова громко и отчетливо доносились сюда, будто казармы и городок, и вся тайга пела их, и воздух, свежий, прозрачный, наполнился этим звучанием песни.

— Не хочется тебе уезжать, Сеня, — вкрадчиво сказала жена.

— Нужно… Начинается новый поход, — промолвил он, — нам еще предстоит бой, — и быстро вскочил в машину, бросив шоферу:

— Ну, вот теперь трогай, Круглов!

— Счастливого пути, Сеня!

Голубая струйка дыма вырвалась из раструба, и машина докатилась по шоссе. Анна Семеновна вышла на средину дороги и долго смотрела вслед умчавшемуся автомобилю.

Ново-Волочаевка — Москва — Челябинск

1933—1937 и

1957—1958 годы.