Уехал… (Ее начинает душить смех.) Уехал!.. (Входит Анна, смотрит на Ольгу.) Ты чего?..
А н н а. Легко у тебя все…
О л ь г а. Что легко? Что ты мелешь?..
А н н а. В жизни все легко было. А того, что понимание дает, у тебя не было. Боли у тебя не было. Пройдешь через это — поймешь.
О л ь г а. Что пойму?
А н н а. Не дави стакан, порежешься.
О л ь г а. Уйди… Видеть тебя не могу. Нет у тебя права судить меня!
А н н а. Есть… Есть у меня право. Я и радость знаю, и горе знаю. Знаю, сколько кусок хлеба стоит, и как бывает, когда куска того нет. Сыновей в муках родила, и не было счастья лучше, когда сын мой меня матерью назвал. Умирал он, а я смерти его воспротивилась, дыханием своим его грела, пока и он не задышал… Человек только через себя других понимать учится. И если ты собой понять другого не можешь, то зачем ты?
О л ь г а. Ну и бабы пошли — одна умней другой… Потому и любить перестали. Мужика только по глупости любить можно.
А н н а. А ты не мужика люби. Ты человека люби.
Входит Н и к о л а й.
Н и к о л а й. Ого… Праздник, мухоморы? О л ь г а (тоном допроса). Где был? Н и к о л а й. По квартирам ходил, за Гринева агитировал. В одном месте спрашивают: «У Гринева дача есть?» Говорю: «Есть». «А машина?» «И машина, — говорю, — есть». Вздохнул: «У меня, — говорит, — тоже!» О л ь г а. Как фамилия? Н и к о л а й. Какая фамилия? О л ь г а. Спрашивал — кто? Н и к о л а й. Так, лысый один. О л ь г а. Проверить надо, что за тип. Н и к о л а й. Хороший тип. Положительный такой мухомор, двадцать лет на заводе. О л ь г а. Говорю, фамилия. Того, которого… Тот, который… Опять не так. Того, который — во! — про Гринева вопросики… А н н а. Хватит. О л ь г а. А раньше бы за такие вопросики… А н н а. Хватит!
Входит А н д р и а н.
А н д р и а н. Ну и дождь! О л ь г а. Еще один… И тоже улыбается. А вот я сейчас твою улыбочку… (Николай загораживает ее от отца.) А она тебя не любит… Н и к о л а й. После такого дождя грибов будет… Правда, батя? А н д р и а н. Это… Ну, да, Груша утром хвасталась — восемь белых нашла… О л ь г а. А она тебя не любит… (Пауза.) Н и к о л а й. Батя, ты Юрку не видел? Шляется где-то — на работу опоздает… А н д р и а н. Успеет… О л ь г а. А он и не знал, что она его не любит. (Смеется опустошенно и долго. На нее смотрят почти со страхом. Врывается Наташа.) А н д р и а н (обрадовался ее появлению). Вот и Наташа, вот и доченька… Да ты что, моя матушка? Ты же в командировку? Н а т а ш а. Вернулась. Автобус… сорок человек… (Всхлипывает.) А н д р и а н. Автобусом поехала? Ничего, в тесноте — не в обиде… Н а т а ш а. На Крутой горе остановились, шофер за водой пошел. А н д р и а н. Правильно, там радиатор греется, подъем высокий. Н а т а ш а. Сидим, в окна смотрим, место красивое… Вдруг автобус пятиться стал, чуть-чуть, совсем незаметно. И кто-то по дороге бежит, орет что-то, не разобрать, только вдруг — страшно, вот тут все и заметили, что автобус пятится… А там обрыв, река внизу, все к дверям, а кто окна бьет — ужас… А н д р и а н. Это… На-ка, на — хлебни… Н а т а ш а, Из автобуса никто не выбрался, стекла пластмассовые, не бьются, да и быстро все… Земли не видно, только река блестит… Время длинное-длинное, все медленно-медленно… Опомнилась, когда от обрыва отъехали. А н д р и а н. Вот видишь… Это… Везучая ты! Н и к о л а й. Ну тебя к черту, нагнала страху! О л ь г а. Судить. Шофера. Всех судить! Н а т а ш а. Это тот, который по дороге бежал и кричал что-то, в колесо уперся. Батя… Папочка! А н д р и а н. Ну, ну… Н а т а ш а. Тут шофер подбежал, в кабину вскочил — отъехали. Потом мы на следы смотрели. Одно колесо уже в обрыв ушло, уже висело. Если бы не тот, который бежал… О л ь г а. Воспитали правильно, вот в чем дело. А н н а. Наташа… Нет… Наташа, он жив? Н а т а ш а. В больницу повезли… А н д р и а н. Подвиг человек совершил. О л ь г а. Фамилия? А н д р и а н. Постой, моя матушка, ты лучше это — постой немного… Ольг а. Прочь… Как зовут героя? Н а т а ш а. Я скажу… Я сейчас скажу. Юрий… Юрий зовут героя. О л ь г а. Фамилия? Н а т а ш а. Пыжов фамилия… Н и к о л а й. Юрка… О л ь г а. И дурак!.. Дурак! Всегда суется не в свое дело! (Анна кидается к двери.) Видал? К нему побежала… А н д р и а н. Что же это… Юрка… Ребята… О л ь г а В один день… Столько дураков в один день! (Уходит, деревянно ступая.) А н д р и а н. Юрка… Вот… Плавка у него… На работу опоздает… Н и к о л а й. Какая работа, батя… Батя, очнись! Ты чего? А н д р и а н. С сердцем… Н и к о л а й. Да ты что, батя? Ну? Лучше тебе? А н д р и а н. Наташа, дочка… Это верно, что жив? Н а т а ш а. Жив, папа, жив… Все около стояли, когда его в машину укладывали. Легковую на дороге остановили… А н д р и а н. Беги к нему, дочка… Беги… Я не могу что-то… Я потом… Н а т а ш а. Да, да… Ты, Коля, тут смотри… Я позвоню! (Убегает.) А н д р и а н. На работу бы сообщить. Пусть заменят. Н и к о л а й. Не нужно, батя. Я выйду. А н д р и а н. Это… Ну, вот… Иди. Н и к о л а й. А ты? Может, «Скорую» вызвать? А н д р и а н. Нет… Я тут один… Подумаю. Н и к о л а й. Ты не того, батя… Олька тут спьяну… А н д р и а н. Не надо. Иди… (Николай уходит. Андриан один. В глубине высвечивается больничная палата.) Ю р к а. Мама… Мама Аня… Это ты, мама Аня. Скажи что-нибудь, мама Аня… А н н а. Потерпи, хороший мой. Ю р к а. Вот какой у тебя голос, мама Аня… Мама Аня, что больше — одна жизнь или сорок? А н н а. Сорок… Ю р к а. Мама Аня, что лучше — жить или умереть? А н н а. Жить. Ю р к а. Мама Аня, что лучше — без рук или без ног? А н н а. Без ног… Ю р к а. В флибустьерском бурном море… Какой белый потолок… Мама Аня, какой же белый этот потолок!..
З а н а в е с
Входит Н и к о л а й.
Н и к о л а й. Ого… Праздник, мухоморы? О л ь г а (тоном допроса). Где был? Н и к о л а й. По квартирам ходил, за Гринева агитировал. В одном месте спрашивают: «У Гринева дача есть?» Говорю: «Есть». «А машина?» «И машина, — говорю, — есть». Вздохнул: «У меня, — говорит, — тоже!» О л ь г а. Как фамилия? Н и к о л а й. Какая фамилия? О л ь г а. Спрашивал — кто? Н и к о л а й. Так, лысый один. О л ь г а. Проверить надо, что за тип. Н и к о л а й. Хороший тип. Положительный такой мухомор, двадцать лет на заводе. О л ь г а. Говорю, фамилия. Того, которого… Тот, который… Опять не так. Того, который — во! — про Гринева вопросики… А н н а. Хватит. О л ь г а. А раньше бы за такие вопросики… А н н а. Хватит!
Входит А н д р и а н.
А н д р и а н. Ну и дождь! О л ь г а. Еще один… И тоже улыбается. А вот я сейчас твою улыбочку… (Николай загораживает ее от отца.) А она тебя не любит… Н и к о л а й. После такого дождя грибов будет… Правда, батя? А н д р и а н. Это… Ну, да, Груша утром хвасталась — восемь белых нашла… О л ь г а. А она тебя не любит… (Пауза.) Н и к о л а й. Батя, ты Юрку не видел? Шляется где-то — на работу опоздает… А н д р и а н. Успеет… О л ь г а. А он и не знал, что она его не любит. (Смеется опустошенно и долго. На нее смотрят почти со страхом. Врывается Наташа.) А н д р и а н (обрадовался ее появлению). Вот и Наташа, вот и доченька… Да ты что, моя матушка? Ты же в командировку? Н а т а ш а. Вернулась. Автобус… сорок человек… (Всхлипывает.) А н д р и а н. Автобусом поехала? Ничего, в тесноте — не в обиде… Н а т а ш а. На Крутой горе остановились, шофер за водой пошел. А н д р и а н. Правильно, там радиатор греется, подъем высокий. Н а т а ш а. Сидим, в окна смотрим, место красивое… Вдруг автобус пятиться стал, чуть-чуть, совсем незаметно. И кто-то по дороге бежит, орет что-то, не разобрать, только вдруг — страшно, вот тут все и заметили, что автобус пятится… А там обрыв, река внизу, все к дверям, а кто окна бьет — ужас… А н д р и а н. Это… На-ка, на — хлебни… Н а т а ш а, Из автобуса никто не выбрался, стекла пластмассовые, не бьются, да и быстро все… Земли не видно, только река блестит… Время длинное-длинное, все медленно-медленно… Опомнилась, когда от обрыва отъехали. А н д р и а н. Вот видишь… Это… Везучая ты! Н и к о л а й. Ну тебя к черту, нагнала страху! О л ь г а. Судить. Шофера. Всех судить! Н а т а ш а. Это тот, который по дороге бежал и кричал что-то, в колесо уперся. Батя… Папочка! А н д р и а н. Ну, ну… Н а т а ш а. Тут шофер подбежал, в кабину вскочил — отъехали. Потом мы на следы смотрели. Одно колесо уже в обрыв ушло, уже висело. Если бы не тот, который бежал… О л ь г а. Воспитали правильно, вот в чем дело. А н н а. Наташа… Нет… Наташа, он жив? Н а т а ш а. В больницу повезли… А н д р и а н. Подвиг человек совершил. О л ь г а. Фамилия? А н д р и а н. Постой, моя матушка, ты лучше это — постой немного… Ольг а. Прочь… Как зовут героя? Н а т а ш а. Я скажу… Я сейчас скажу. Юрий… Юрий зовут героя. О л ь г а. Фамилия? Н а т а ш а. Пыжов фамилия… Н и к о л а й. Юрка… О л ь г а. И дурак!.. Дурак! Всегда суется не в свое дело! (Анна кидается к двери.) Видал? К нему побежала… А н д р и а н. Что же это… Юрка… Ребята… О л ь г а В один день… Столько дураков в один день! (Уходит, деревянно ступая.) А н д р и а н. Юрка… Вот… Плавка у него… На работу опоздает… Н и к о л а й. Какая работа, батя… Батя, очнись! Ты чего? А н д р и а н. С сердцем… Н и к о л а й. Да ты что, батя? Ну? Лучше тебе? А н д р и а н. Наташа, дочка… Это верно, что жив? Н а т а ш а. Жив, папа, жив… Все около стояли, когда его в машину укладывали. Легковую на дороге остановили… А н д р и а н. Беги к нему, дочка… Беги… Я не могу что-то… Я потом… Н а т а ш а. Да, да… Ты, Коля, тут смотри… Я позвоню! (Убегает.) А н д р и а н. На работу бы сообщить. Пусть заменят. Н и к о л а й. Не нужно, батя. Я выйду. А н д р и а н. Это… Ну, вот… Иди. Н и к о л а й. А ты? Может, «Скорую» вызвать? А н д р и а н. Нет… Я тут один… Подумаю. Н и к о л а й. Ты не того, батя… Олька тут спьяну… А н д р и а н. Не надо. Иди… (Николай уходит. Андриан один. В глубине высвечивается больничная палата.) Ю р к а. Мама… Мама Аня… Это ты, мама Аня. Скажи что-нибудь, мама Аня… А н н а. Потерпи, хороший мой. Ю р к а. Вот какой у тебя голос, мама Аня… Мама Аня, что больше — одна жизнь или сорок? А н н а. Сорок… Ю р к а. Мама Аня, что лучше — жить или умереть? А н н а. Жить. Ю р к а. Мама Аня, что лучше — без рук или без ног? А н н а. Без ног… Ю р к а. В флибустьерском бурном море… Какой белый потолок… Мама Аня, какой же белый этот потолок!..
В флибустьерском бурном море
Бригантина поднимает паруса…
З а н а в е с