вскрытию квартиры.

Но никто на них внезапно не выскочил… И даже не залаял. И даже не заскулил.

Первым в квартиру вошел Свистунов, за ним Юра. А потом порог осторожно переступили сгорающие от любопытства «понятые». Это было, конечно, не по правилам. Но «любознательность» соседей, жаждущих заглянуть в чужую жизнь, обычно пересиливает любые правила.

— Кто выл-то? — строго спросил Иду Сергеевну Юра, осторожно продвигаясь в глубь квартиры.

Ида Сергеевна Беленькая немного покраснела и промолчала. И вид у нее при этом был явно смущенный. «Можно даже подумать, — мелькнуло у Юры в голове, — что выла сама старушка…» И вся эта история от начала до конца — туфта, выдумка и плод больного старческого воображения.

— «Просто смертная тоска в этом вое»! — передразнил пенсионерку участковый. — Что-то я ничего не слышу… Никакой тоски, гражданочка!

Ида Сергеевна смутилась еще больше.

Стандартная двухкомнатная квартира выглядела почти пустой. Только толстый слой пыли, отсутствие занавесок на окнах и сильный зловонный запах…

Было ощущение, что мебель из квартиры то ли вывезли, то ли просто выкинули, как это бывает, когда начинают освобождать и готовить к ремонту выселенную квартиру. Скорей, правда, последнее. Поскольку, судя по кое-какой оставшейся здесь рухляди, была та мебель не того свойства, чтобы ее вывозить и тратиться на перевозку.

Юра, все так же осторожно продвигаясь, отправился на кухню. А Свистунов — в большую комнату.

— Вообще она уже дня два как перестала выть… — вдруг робко созналась гражданка Беленькая, которая, презрев опасность, продвигалась за Ростовским и жарко дышала ему в затылок. — Вы, Юрочка, так долго к нам собирались… Вот собака, видно, и перестала. Не дождалась вас.

— Ишь какие! Долго им. Вы что — у меня одни-единственные? — резонно возразил участковый.

— Да нет, конечно, Юрочка. Что вы… Напротив, нас-то много, собак и людей, а вы один!

— Почему не предупредили, что собака больше не воет? На кой мы квартиру-то вскрывали? — возмутился участковый.

— Не могла! — решительно возразила гражданка Беленькая. — Вы бы тогда не пришли. А вдруг она опять начнет выть?

— Ага… отдохнет немного — и завоет, — вздохнул Юра.

— Ростовский, глянь-ка! — позвал его Свистунов.

В углу пустой, совершенно свободной от мебели комнаты лежал на полу человек.

Лежал, свернувшись как-то по-звериному, калачиком…

Юра наклонился и сморщился:

— Пахнет, гаже не придумаешь!

Участковый брезгливо дотронулся до голой лодыжки, высовывающейся из задранной брючины.

— Мертвый, кажется.

— Какое там «кажется»! — возразил Свистунов. — Окоченел уже… Стопроцентный труп.

— А зарос-то как… — заметил Ростовский.

— Ага…

— Да, на трупах, говорят, волосы быстро растут, — глубокомысленно вздохнул участковый.

— Ну, на этом, и когда живой был, видно, росли неплохо!

— А когда ему было бриться, если он все время выл?

— Ты думаешь, это он выл?

— Да это я так… к слову. Шутка!

— Слушай… А костюм-то на нем совсем новый. Дешевый, правда. Но, видно, совсем недавно купленный.

— Точно. Даже бирка внутри еще не отрезана. — Юра с удивлением дотронулся до магазинного ярлыка, край которого высовывался из-под полы пиджака. — Странно: костюм новый, а такой измятый и испачканный! Будто, как купил и надел, так и не снимал ни разу.

— Думаешь?

— Ага. Уж больно заляпан костюмчик.

— Да… Похоже, парень не слишком любил пользоваться салфетками. Как так можно есть? Прямо как свинья! — морщась, заметил Свистунов, продолжая рассматривать лежащий в углу труп.

— Да он и пуговицы, кажется, застегивать не умел.

— Ага… Потому, видно, и рубашку не стал надевать. Смотри, даже нижнего белья на нем нет. На голое тело пиджак и брюки натянул.

— А может, он не сам надевал?

— То есть?

— Может, на него надели?

— На труп?

— Ну, может, не на труп, а на бездыханное тело. Или на человека, временно выведенного «в отключку».

— На человека? — Участковый пожал плечами. — Да он и на человека не похож…

— Это хозяин квартиры? — строго обратился Юра к пенсионерке Беленькой, указывая на скрюченный труп.

— Нет! — Ида Сергеевна испуганно покачала головой. — Это не хозяин. Не Петухов это, не Георгий…

— А кто же это?

— Бомж какой-то, может? — выдвинул предположение Свистунов.

— Да уж больно дико выглядит этот тип, — заметил Юра.

— Ну так бомж ведь!

— Даже — для бомжа.

— Тогда кто это?

— А почем я знаю?

— Слушай-ка, Ростовский… — вдруг озадаченно стал озираться по сторонам Свистунов.

— Чего?

— А где же все-таки собака?

— Верно, нет…

— Может, она выбежала, когда мы дверь открыли?

— Да непохоже.

— Но ведь нет же собаки?

— Нет.

— Но ведь была!

— Да, жильцы говорят, что выла… Очень выла.

— Да что там выла… Погляди! — Милиционер Свистунов указал на обглоданные кости, разбросанные по комнате. — Видно, сырым мясом пса кормили.

— Точно.

— Знаешь, что… Осмотри-ка еще эту квартирку!

И милиционеры, снова разделившись, стали обходить квартиру, рассматривая немногие под толстым слоем пыли находившиеся в ней вещи.

— Ну что? — не обнаружив ничего примечательного, наконец окликнул Свистунова Юра. — Нашел что-нибудь интересное?

— Я — нет…

— Вот и я — нет.

— Если только вот это?

— Камень?

— Ага… Камень какой-то!

— Орехи колоть?

— Да нет… Смотри, как упакован. В коробке лежит.

— Да?

— Там еще что-то есть.

Свистунов достал из коробки вслед за серым, размером с два милицейских кулака камнем какую-то тетрадь.

— Что в ней?

— Откуда я знаю? На обложке написано: «Тетрадь для рисования». И листы, видишь, какие плотные…

Свистунов открыл первую страницу тетради.

Она была довольно мелко исписана карандашом. Свистунов перевернул страницу.

— Смотри-ка, Ростовский, а тут и правда рисунки.

— Ага. — Юра тоже заглянул через плечо Свистунова в тетрадь.

— Ростовский, ты когда-нибудь такое видел?

— Вроде нет. Не приходилось.

— Похоже, это дневник. И, похоже, девчачий…

— Почему ты так решил?

— А почерк мелкий… аккуратненький такой… как у отличницы.

— Да?

— Ну говорю же. У меня девчонка знакомая была — такие же тетрадочки все вела.

— Знаток, значит?

— Тут и имя, кажется, есть. В самом начале. Элла. Так и написано. Элла Фишкис. Дневник.

— Фишкис? Это что — фамилия? Или так — кликуха?

— Не знаю. Может, фамилия, а может, кто-то прикалывался…

— Вот именно — «кто-то»! Зачем этой