рекомендательном письме Андрея Андреевича Хлебникова.
Соня молчала, не сводя глаз с Шорина.
– Тогда я решил заняться господином Головиным вплотную. Прежде всего надо было выяснить его связи. Но оказалось, что ни с кем, кроме вас, он не поддерживал знакомства. Интересы же его были самые обывательские. Мне показалось странным одно: почему он облюбовал читальню для своей работы? Я стал интересоваться тем, что он там делает, что читает... Мне удалось открыть самое главное: я обнаружил в двадцать втором томе энциклопедии Брокгауза и Эфрона подчёркнутые карандашом цифры. Это сделал он, это был шифр. Я списал цифры, их расшифровали. Это были, так сказать, позывные его сообщнику. С вашей помощью и с помощью Саши Бугровой я выяснил, кто этот сообщник. Дальше всё вам, надеюсь, ясно. Он общался со своим сообщником посредством шифра, пользуясь заранее условленной книгой.
– Кем же он оказался? – бледнея, спросила Соня.
– Настоящая его фамилия – Краузе, Густав Максимилианович, он переменил эту фамилию в тысяча девятьсот четырнадцатом году на фамилию Головин. И этот Головин оказался немецким шпионом с тридцатитрёхлетним стажем. Однако оставим эту тему. Говорят, вы едете в Москву? Ваш начальник получил телеграмму Андрея Андреевича.
– Я этого не знала.
– Как же. Есть резолюция о предоставлении вам трёхнедельного отпуска, но мне почему-то кажется, что отпуск затянется... Вряд ли вы к нам вернётесь...
– Почему вы так думаете?
Шорин лукаво улыбнулся.
Глава XXXIII Вместо эпилога
Вышло так, что на следующий день после этого разговора Соня не только получила отпуск на три недели, но и уже вылетела в Москву. В самолёте, кроме Сони, были два незнакомых инженера и молодой подполковник, знакомый Шорину, очень общительный и весёлый собеседник. Именно он, по просьбе Шорина, помог Соне получить место в самолёте. Восемь часов спустя Соня была в Москве, на аэродроме. Волнение охватило её, когда она увидела под крылом самолёта прямые аллеи Ленинградского шоссе, вышки ипподрома и серый, овальный лепесток стадиона «Динамо». Она взбежала в вестибюль метро, проехала несколько станций и вышла у Библиотеки имени Ленина. Соня не заметила, как очутилась у дома, где жил Андрей Андреевич. Она взбежала по тёмной лестнице до шестого этажа и позвонила. В коридоре послышались чьи-то быстрые и очень уверенные шаги. Дверь открылась, и вдруг Соня почувствовала знакомые сильные объятия, знакомые милые губы искали её губы. Она закричала от неожиданности и счастья. Обнявшись, они вошли в кабинет Андрея Андреевича. Он видел улыбающийся, помолодевший и долго не произносил ни слова, чтобы не мешать их беседе. Женя рассказал Соне, что он однажды видел её одно мгновение в окне, когда, не выдержав, по-мальчишески бросил камешек в окошко; потом рассказал, как звонил отцу, чтобы услышать его голос. Ни одна душа не должна была знать, что он в Москве, ни одна душа (кроме людей, которые были его начальниками) не знала, что Евгений Андреевич Хлебников - это и есть... Он не досказал, потому что в соседней комнате зазвонил телефон и дверь кабинета открылась. Вошла девушка в военной форме, та самая, которую Соня знала по встрече в Зауральске. - Товарища Разгонова к телефону, - сказала Тася Пискарёва. Соня, широко раскрыв глаза, посмотрела на Женю и только теперь увидела на его груди, на скромной гимнастёрке, золотую звезду - символ бесстрашия, славы и верности родине. - Это ты! - вскрикнула Соня, заплакала и засмеялась. И Андрей Андреевич тоже вытер платком глаза. Он думал о том, какие суровые испытания выпали на долю этого поколения и как мужественно и благородно показала себя в неслыханных испытаниях эта славная молодёжь.