мудрость — накопления предков.

Мы стояли у леса. Ветерок наносил волнующий запах вянущего листа.

— Кстати, Светлана, — опросила я, — много ли у вас в совхозе молодежи, есть ли комсомольская организация?

— Много молодежи. В организации около шестидесяти человек.

— А кто комсорг?

— Да я и комсорг! Живем хорошо. Справляем свадьбы, ездим в театры. И в Ярославль, и в Москву. Про наш Ростов даже не говорю, он — рядом. Машины туда от нас регулярно ходят. К нам приезжают на танцы. Издалека даже бывают. Иной раз в нашем клубе собирается до двухсот человек. Вы были там? А какие интересные проводим тематические вечера! О Пушкине, о Фадееве, о Николае Островском. Наш библиотекарь Серафима Витальевна их организует обычно. Приезжайте к нам на праздники, увидите. А лично я в Москве побывала во всех театрах. Вот только в Большой никак не могу попасть, — и так выразительно посмотрела на меня.

— Светланочка, а я ведь не знаю вашей фамилии, — подумала, что обязательно постараюсь помочь ей, так же, как она сейчас помогает мне.

— Клюкина Светлана Александровна, — назвалась она.

— Ах, Клюка несчастная! — так хотелось сказать ей что-то хорошее — и вот, пожалуйста, сказала!

— Почему же несчастная? — как-то недоуменно, даже обиженно спросила она.

— Нет, Светочка, конечно же, счастливая. Это я любя так сказала. Очень счастливая. Как может быть счастлив человек, у которого есть любимая Родина, любимый город, любимая работа, и он может в ней выразить свои лучшие душевные качества.

«Все же мудрый человек директор совхоза Николай Николаевич Марков, раз сумел привлечь в совхоз столько молодежи», — думала я, когда машина уносила меня домой. Она, выбравшись за город, катилась мимо «Тинного моря» — озеро Неро. Мне показалось, что вдалеке на берегу его стоит давешний мой попутчик с каким-то мужчиной, показывая на торчащие из воды черные кочки. «Как обмелело!» — сказал задумчиво сидящий рядом старик и погрузился в свои размышления.

На равнине колками стояли березы, роняя свое непрочное осеннее золото. По небу плыли облака, тяжелые, с серо-синими боками. Они уходили за горизонт, открывая светлое, выцветшее небо. Дорожная табличка известила: «Красный Холм». Селение стояло высоко на холме, сползая улицей с избами в сторону дороги. Поискала глазами, не видно ли на окрестных полях голубых цветков. Ведь здесь, говорила Светлана, разводят цикорные семена. И цветет цикорий до октября. Но цветов не было. Вокруг расстилалась дышащая теплом, живая пашня, да кое-где на стерне стояли стога и копны соломы, как древние хижины.

За одним из селений на огороде что-то жгли. Запах дыма наполнил автобус, всколыхнув глубинное, щемящее чувство тревоги далеких пожаров, бушевавших на этой до боли родной земле.

Проплыла за окном стройная березовая роща старинного города Петровска, и вот уже Троицкая слобода, где стоит бревенчатый, в три окошка, дом Ивана Андреевича Макарова, подарившего мне на память гербы ярославских городов, Поискала взглядом, так хотелось увидеть его самого, храброго русского солдата. Но машина проскочила слободу и здание сельсовета, где он когда-то работал, был председателем. Мелькнул изменившийся силуэт Никитского монастыря. Недавно по неизвестной причине рухнули стены собора. Машина уже въехала в Переславль-Залесский с его древними храмами и валами, с Поклонной горы открылся простор Плещеева озера. И опять вокруг леса и пашни. Кое-где уже взошли зеленя. Начинался новый цикл жизни.