Словно я пытаюсь залезть ей под юбку. Я-то пытаюсь, но не так, как может показаться. Скептицизм Харпер очевиден, судя по ее вздернутым бровям, что вызывает у меня смех. – Ладно, прозвучало тупо, но... – понижаю голос, ведь мне предстоит признаться в чем-то, что меня слегка пугает, – я не хочу все испортить.
Харпер улыбается, прикусив губу – эта улыбка всегда отправляет меня в нокаут, и я понимаю, что сказал правильные слова.
Я тоже улыбаюсь.
– Если ты хочешь подождать, я переживу. Разумеется, мои яйца, скорее всего, скукожатся и отвалятся, но не беспокойся обо мне.
Харпер легко ударяет меня в живот, затем обвивает руками мою шею. Ее нижняя губа касается моей. Перед тем, как поцеловать, она говорит мне заткнуться.
***
Деревянный настил крыльца скрипит в ночной тишине, когда я несу сумку Харпер к входной двери. Минуту мы просто стоим у порога в тусклом желтом свете уличного светильника. Пара идиотов, улыбающихся друг другу. Теперь все иначе. Во-первых, моя интрижка с Пэйдж больше не нависает над головой дамокловым мечом. Во-вторых, мемориальная служба осталась позади.
К тому же я видел татуировку Харпер.
Однако дело не только в этом. По пути домой мы играли в слаг-баг – ударяли друг друга по плечу, если замечали на дороге Фольксваген Битл. Попробовали мороженное со вкусом пива Гиннес. И пообедали в тематическом развлекательном заведении в Орландо, где посмотрели представление в стиле бродвейских шоу о том, как пираты взяли принцессу в заложницы. После такой нелепицы должно быть стыдно, но ничего подобного. Было весело.
Нормально.
Не знаю, вернусь ли я когда-либо к нормальной жизни, однако практически нормальная жизнь – тоже неплохое начало.
– Спасибо, что поехала со мной, – говорю я. – И, знаешь, за то, что просто была рядом.
– Что тут скажешь? – На губах Харпер появляется хитрая ухмылочка; она пожимает плечами. – Ты мне, вроде как, нравишься.
– Вроде как? – Я обнимаю ее; шепчу, касаясь губами уха: – Чую брехню.
Она поворачивается ко мне лицом, чтобы я мог поцеловать ее. Входная дверь открывается, пока мы целуемся. Через москитную сетку на нас смотрит папа Харпер. Он проводит рукой по своим растрепанным после сна волосам, щурится против света.
– Вы дома.
– Да, сэр.
– Значит ли это публичное выражение чувств к моей дочери на моем крыльце, что я теперь с тобой застрял? – спрашивает мистер Грэй, открывая вторую дверь для Харпер.
Не уверен, позволено мне рассмеяться или нет, поэтому сдерживаюсь.
– Боюсь, что так.
Хохотнув, он пожимает мне руку.
– Спасибо, что привез ее обратно невредимой. Теперь отправляйся к себе домой и не возвращайся, пока не пройдет несколько часов после рассвета.
***
Войдя в наш дом, нахожу маму в гостиной. Свернувшись калачиком на диване, она смотрит свой любимый старый черно-белый фильм.
Я сажусь рядом. Мама предлагает мне миску с попкорном. Беру жменю, и прочищаю горло.
– Я, эмм… думаю, я забыл поблагодарить тебя за все, что ты присылала мне в Афганистан.
– Попытки найти самые лучшие и полезные вещи превратились в своеобразную игру, – отвечает она. – Мне было так весело.
Жуя попкорн, говорю с набитым ртом:
– В следующий раз шли больше порно.
– Трэвис!
– Шучу. Но знаешь, что было бы классно? Тунец. Я бы убил за сэндвич с тунцом.
– Почему ты мне не сказал?
– Не знаю. Наверно, не хотел показаться неблагодарным, особенно с учетом того, как редко я выходил на связь.
Выражение ее лица становится серьезней.
– Не буду притворяться, будто это не ранило мои чувства, но я бы прислала тебе все, что бы ты ни захотел. Ты мой сын, Трэвис, и я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю.
Мы сидим молча несколько мгновений, в то время как принцесса в фильме делает себе новую стрижку, чтобы никто в Риме ее не узнал.
– Я вел себя по-свински в отношении ситуации с отцом, и сожалею об этом. Я не должен вмешиваться не в свое дело. Что бы ты ни решила, я тебя поддержу.
– Я подписала бумаги на развод.
– Не скажу, что опечален. Но ты сама в порядке?
– Сейчас? – Мама улыбается мне. – В полном.