взрослых и что пробил час детей, то бишь его час. (Это поколение более не курит фимиама предкам.) Короче говоря, в другое время о Рено сказали бы, что он пошел по плохой дорожке, но так как в наше время весь мир пошел по плохой дорожке, то все просто констатировали, что он идет в ногу со временем.

Рено, проехав через Москву, добрался до Шанхая, где летом 1925 года основал младокитайскую газету. Он дважды приезжал в Кантон, посетил провинцию Юннань, Тонкин и Камбоджу. Результат не заставил себя ждать. К его презрению к Западу менее чем через год прибавилось отвращение к новому Востоку. Он вспоминал разговоры в парижских кафе и салонах и только пожимал плечами от повального увлечения Востоком:

— Мадам, нам следует всему учиться у Азии…

— Китайцы, мадемуазель, знали это задолго до нас…

— Восточные люди, дорогой мой, видят нас насквозь, тогда как мы в них совсем не разбираемся.

Сетовать на то, что мы — не желтолицые, глупо. Чтобы дойти до этого, нужно было быть Кайзерлингом, жившим, кстати, впечатлениями еще довоенного своего путешествия; впрочем, немцы, кричащие о том, что Запад умирает (вместо того чтобы честно признать, что им так и не удалось промаршировать под Триумфальной аркой), вызывали подозрение. Индия Киплинга и Китай Клоделя уже слились для всех с Персией Монтескье и Великим Моголом Марко Поло. То, с чем Рено столкнулся в Азии, дало ему основание меньше ненавидеть Европу. В самом деле, если Азия когда и была в большом долгу перед Европой, так именно теперь.

Рено, безрассудно объявивший об этом во всеуслышание, испортил отношения с китайцами из гоминьдановской партии, не перестав при этом слыть подозрительной личностью и у живших в Китае французов. Избавившись, наконец, от иллюзий относительно ресурсов этой «необитабельной» (как он выражался) планеты и смешав все карты, он наслаждался горьким удовольствием от того, что отвергнут всеми и что оказался между двух огней. И когда он, набрав высоту, решил использовать собственную тайную типографию для того, чтобы издать свою новую поэму («штуковину, несмотря ни на что, довольно значительную»), его печатный станок был арестован, а его газета «Южный Китай» запрещена решением представителей Международной концессии.

Рено всегда обладал чувством юмора и никогда не отказывался от подвернувшегося приключения: дальше мы увидим, как он был вознагражден за это. Устав от Китая — этой вызывавшей негативную реакцию страны, оставшейся бюрократической и сделавшейся неучтивой (точь-в-точь как Франция, которую он покинул), и не имея особой охоты возвращаться на европейскую землю, он, больной и ослабленный лишениями, сел на датское судно, направлявшееся в одно небольшое государство в Южной Азии. Именно здесь мы и застаем его.

Территория королевства Карастра, вытянутая в длину, как Италия, представляет собой густые джунгли, так что какая-нибудь мартышка могла бы перебраться из одного конца в другой, перепрыгивая с ветки на ветку и ни разу не коснувшись земли. Здесь, на этой почве, где еще недавно все зиждилось на тотемах и фетишах, прочно воцарился Будда. Индуистское учение, отнюдь не уничтожившее райскую сторону жизни соседствующих с Полинезией земель, обогатило своей миротворческой философией мудрую кротость этого непритязательного, легковерного, музыкального, любящего наслаждения — одним словом, близкого к золотому веку — народа. Двор, ревниво оберегавший традиции, на протяжении двух столетий управлял этой территорией по-семейному, словно собственной вотчиной. Соперничество чужеземных дипломатов, сводившее на нет все их усилия, до сих пор избавляло страну от колонизации и установления над нею чьего-либо протектората. Чиновничье управление, трамваи, армия, флот, канализация считались здесь неким неизбежным злом и были отданы на откуп состоящим на жалованье европейцам. Местные жители выращивали рис и удили рыбу, предоставив торговлю китайцам, и никогда не упускали случая очистить себя от скверны и увенчать гирляндой из цветов.

Тайные движения души, расслабление тела, приобщение к абсолюту, отдохновение, необходимое молодому уму, слишком рано достигшему крайней степени желчности, уроки мудрости и сохранения достоинства, бегство в новое средневековье — все то, что Рено искал, и до сих пор тщетно, в Азии — он по капризу судьбы нашел теперь здесь, в королевстве Карастра. Уехав из Парижа недоучкой, он даже ни разу не поинтересовался, где, собственно говоря, находится тот Восток, о котором все столько твердят. Кокосовые пальмы Цейлона, броненосцы Нагасаки, мечети Самарканда, «Палас-отель» Луксора, Стена Плача Иерусалима и войлочные палатки родовитых кочевников Монголии — это и есть тот самый Восток? Когда он достаточно поездил, он понял, что и здесь, как и во всем остальном, люди, смешивая понятия, не имеющие между собой ничего общего, впадают в ошибку. Тогда же он отметил, что проблема «Восток — Запад», так увлекшая его, должна рассматриваться не только в горизонтальной плоскости, что существует еще и проблема вертикали «Север — Юг». Чтобы достичь Тихого океана, Рено пришлось проехать и такие места, где немцы не слишком отличались от русских, и такие, где русские уже были азиатами: нигде четко не ощущалось начала какого-то нового мира; и это потому, что он почти все время находился на одной и той же широте. Однако когда хитросплетения жизни забросили Рено на экватор, ему внезапно открылось то, что до тех пор оставалось скрытым. То, что ему не смогла объяснить Транссибирская магистраль, ему с самого начала поведало бы морское путешествие из Марселя к острову Ява. Рено оставил бы за спиной Средиземноморье с его человекообразными богами, проплыл бы вдоль Египта, где у божеств с человеческими телами были уже головы животных, и наконец достиг бы тех экзотических мест, где все человеческое уже исчезло и за плечами звероподобных идолов торжествовало Невидимое.

Радости Рено не было границ. Сев на пароход, принадлежавший конторе Кука, он попал наконец, как он шутливо выражался, к «добрым дикарям», почти что к «таитянам» того самого Бугенвиля^[5] который еще в 1750 году уличил Европу в дряхлости. Молодая Азия — вовсе не тысячелетний Северный Китай, который не перестал под карикатурным подобием демократии скрывать свое пристрастие к военной диктатуре; незыблемая Азия — вовсе не Южный Китай с его национальным объединением и студентами, вернувшимися из Соединенных Штатов: Азия была именно здесь.

Рено, сам того не подозревая, приобрел билет прямо-таки к истокам мира. Он, словно ребенок, вдруг очутившийся в детстве тропиков, наконец-то познал их. Рогатые скорпионы, змеи, запутанные в клубки, как