расплатился и стал соображать, как пробраться на пароход.

Белый борт трехпалубного океанского судна возвышался над причалом гладкой неприступной крепостной стеной. Прорваться без билета по парадному трапу и думать было нечего. Там стоял вахтенный начальник и целый наряд дюжих матросов. Прощальные эмоции вспыхивали и гасли на берегу, провожающие отсекались уже здесь. Холмов прошелся вдоль причала. К носу и корме с берега тянулись толстенные швартовные канаты, но "заяц" на них был бы тотчас замечен. Оставалась возможность завладеть какой-нибудь лодкой и подъехать, на счастье, с другой стороны корабля. Там мог оказаться висящий канат или забытый веревочный трап. Но пароход уже издал хриплый коровий рев, до отхода оставались считанные минуты. Ближе к корме, под самой надписью "Св.

Николай Мирликийский", люди в парусиновых робах после гудка засуетились как нахлестанные, торопясь сгрузить с ломовой подводы ящики и бочонки. Холмов подошел ближе. Через открытый квадратный порт на уровне причала в пароходное нутро вели легкие деревянные сходни. Таскали, видимо, последнюю партию продуктов Оставалось выбрать удобный момент. О дальнейшем Холмов сейчас не думал. Он привык к алгоритмизации, к расчленению сложных задач на последовательную цепочку простых.

Глава 7

Макферсону казалось, что он все взвесил и продумал до мелочей.

Убийство студента-изобретателя в его планы не входило. И не из нравственных соображений - мораль у мистера Макферсона была, но особого свойства. Он убежденно считал нравственным любое деяние, если оно приносило пользу АМСТЕК. Компания и ее интересы в его сознании сливались с интересами всей нации, всего американского народа А ради этого Реджинальд Энтони Макферсон готов был абсолютно на все. Просто ему требовалась голова Линдберга, но не труп.

План операции, таким образом, имел целью лишь тайный вывоз талантливого молодого ученого вместе с его документами и хотя бы частью аппаратуры. Само собой, Макферсон для себя лично рассчитывал отхватить солидный куш - АМСТЕК умела достойно поощрять людей толковых и предприимчивых, - не к юбилейным датам, а за конкретные дела. Радужные дали сказочно быстро приближались, вырисовывались контуры собственного дела и виллы на Лонг Палм Бич - настоящего престижного деревянного дома в Майами, в краю вечного лета под кобальтовым флоридским небом.

Когда при первом разговоре Макферсон понял, что студент упорен и добром в Америку не поедет, он решил действовать круто, ломая любые преграды нахрапом, не считаясь с расходами. В пароходной компании он узнал, когда идет судно до Нью-Йорка, и заказал полулюкс для себя и Линдберга (естественно, на фальшивые документы) и еще двухместную каюту третьего класса для агентовтелохранителей. При этом предусмотрительно настоял, чтобы эта каюта находилась точно под его апартаментами. За хорошие деньги Макферсон нанял новейший автомобиль Красного Креста якобы для перевозки на "Николая" пострадавшего на пожаре человека, обожженное лицо которого будут восстанавливать лучшие в мире американские хирурги.

Второй разговор с Линдбергом был чистой формальностью, точнее доразведкой объекта нападения. Убедившись, что исследователь на месте и один, Макферсон вышел на Невский и кивком головы ввел в дело агентов Они были проинструктированы заранее и тотчас рванулись по лестнице, как спущенные с цепи овчарки. Агентам вменялось приставить ко лбу упрямца револьверный ствол и последний раз спросить русским языком, хочет он ехать или нет, и в случае отказа слегка оглушить, усыпить хлороформом, замотать бинтами и затем, захватив бумаги и приборы, отправить все вместе в океанское плавание.

Таков был план. Поначалу агентам улыбнулась удача. В момент, когда они, выбив замок, внезапно ворвались в лабораторию, Линдберг еще сидел на корточках около только что запертого сейфа-тайника. Надобность в поисках, в выстукивании стен отпадала, эта часть задачи решалась легко.

Но когда агенты, размахивая оружием, кинулись к Линдбергу, произошло нечто непредвиденное. Студент резко встал и нажал на столе на какую-то кнопку. При этом оба револьвера ударили залпом, будто взорвавшись, и невиданная по силе и резкости отдача вырвала их из рук агентов. Пули же разлетелись по чердаку куда попало. Одна из них и сразила изобретателя.

Агенты не сумели в спешке разобраться со сложным замком и отпереть сейф и просто вылущили его ломиком-фомкой из стены. Прихватили портфель Линдберга, покидав в него без разбора кое-что из приборов поменьше, и ринулись вниз.

Макферсон был в напряжении и выстрелы услыхал. Наверняка их слышали и в доме. Хоть Невский продолжал жить своей жизнью и на глухую стрельбу никак не отозвался, Макферсон занервничал и с появлением обескураженных агентов отпустил карету Красного Креста, что-то солгав об изменении состояния больного.

Он успокоился только на пароходе после третьего гудка, когда затрепетала под ногами палуба и город стал разворачиваться и уплывать назад. Через десяток минут Санкт-Петербург превратился в неровный каменный налет на плоском безрадостном берегу. Было время предужинного аперитива, в буфете то и дело хлопали двери.

Макферсон решил отпустить вожжи и немного расслабиться. Через минуту он сидел у высокой стойки.

В конце концов, решил представитель фирмы АМСТЕК, хватив третий рюмаш крепкой водки, он сделал все, что мог, и едет не с пустыми руками: специалисты разберутся с бумагами Линдберга, а смерть изобретателя не на его, Реджинальда, совести, остальное же будет в порядке. И дальше начнутся сплошные приятности.

После ужина с хорошей телячьей отбивной он шел в свой полулюкс с изрядным шумком в голове и не заметил следившего за ним Холмова.

Оставленного в каюте на время ужина телохранителя он отпустил и в приятной истоме рухнул на диван.

Холмов подождал, пока агент спустился на палубу третьего класса, и осмотрел свое оружие. Все шесть маленьких патронов были на месте. Он оттянул затвор, дослал патрон в патронник и пошел к каюте Макферсона, держа руку с готовым к стрельбе пистолетом в кармане брюк Толкнул дверь, но она оказалась уже запертой изнутри опытным американцем.

Тогда он постучал: надо было что-то решать.

- Кто еще там? - недовольно рявкнул Макферсон.

- Павел Линдберг, - неожиданно для себя самого вырвалось у Ростислава.

Пробормотав, "что за неуместные шутки", Макферсон распахнул дверь.

Реджинальд Макферсон внешне был хорош - лобастый, черноглазый, спортивно-крепкий. И нервы, надо полагать, имел железные, но нервы и у него в первые секунды сдали, нижняя челюсть задергалась и глаза увеличились вдвое.

- А... а... а, - пытался