- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (31) »
– Вы уж извините, что я так… Я же не хотел… Просто, я только так смог…
Офицер обернулся ко мне через плечо, посмотрел горящими глазами, сжал зубы и отвернулся…
– Молчи, солдат.
– Но я, правда, не хотел так…
Офицер остановился, разворачиваясь…
– Ты у меня всю дорогу прощения просишь. Ты что, не понимаешь, что ты сделал? Не понимаешь, что делаешь?
– Я понимаю… Поэтому и прошу прощения…
– Я прощу тебя, когда ты отключишь “шнур” и развяжешь мне руки.
– Тогда вы уйдете… Убьете меня и уйдете…
– Я уйду. Но тебя не трону.
– Не надо мне лгать…
– Я тебе не лгу. Я тебя мог убить уже трижды.
Холодок страха проскользнул мне под ребра, резко сдергивая мою улыбку, но его вытеснило недоумение…
– Что же тогда не убили?
Офицер раздраженно вскинул голову…
– Как тебя такого убить? Отпусти меня.
– Я не могу, вы мне нужны – крайне необходимы… Вы же умный, вы же знаете, что мы не всегда можем поступать правильно… Вернее, случается так, что мы можем или поступить неправильно, или умереть… Я не хочу так поступать, но и умирать не хочу. Поэтому я стараюсь выбирать, что страшнее, – поступить плохо или погибнуть. Сейчас я с вами не так плохо поступаю – с этим поступком я смогу жить.
Я очень хочу ему все объяснить, но у меня не получается… Мысли сбились, и я перешел на обычную речь, но и голос дрогнул… Я чувствую, что жар треплет уши… Просто, мне очень стыдно перед этим офицером… И краснеть от стыда перед ним – стыдно… Ну вот, у меня совсем дыхание пресеклось… И я совсем замолк… Я всегда жутко робею перед офицерами, а сейчас – особенно… перед этим благородным человеком – особенно…
– Нет, на тебя у меня рука не поднимется.
– Вы не один такой… На меня и у других рука не поднялась… Даже у – Олафа…
– Успокоил…
– Вот и хорошо. Пойдемте теперь.
Запись №2
Я, с трудом сдерживая улыбку, легонько – для вида – толкнул, вставшего у входа, офицера тяжелым прикладом штурмового излучателя под лопатки. И он не влетел, а вошел в занесенные метелями открытые врата, встав перед Олафом, вторые сутки сидящим в чаду костра и угрюмо точащим о камень зубастую железку. Это для капкана на крыс. Олаф же еще не знает, что теперь нам крысы не нужны, – теперь мы спокойно сможем ходить на снежных зверей!
– Олаф, ты только посмотри на моего пленного!
Пленный офицер глянул на меня с растущим раздражением, а Олаф… Он совсем не обрадовался. Он, молча положил железку на пол, молча отер тыльной стороной ладони копоть с бледного лица…
– Олаф… Ты что молчишь?.. Мы же теперь получили все, что нужно! У нас и мощное оружие, и крылатые “стрелы”, и умный офицер! Он не только рассчитает нам схемы, но и на охоту с нами пойдет, и нашу технику починит! А еще он нам наверняка кучу интересных историй расскажет!
Но Олаф все равно не обрадовался. Он, все еще молча, поднялся на ноги, запустил руку в разметанные по плечам волосы и устремил грозовой взгляд на офицера, уже готового вспыхнуть негодованием.
– Олаф, не смотри на него так – он же вспылит… Он же офицер – к грубому обращению не привык… А мне пришлось ему нагрубить – я же ему руки скрутил и…
Олаф опустил нагнетающий бурю взгляд в пол, постоял на месте и собрал шнуром волосы. Это плохой знак – он собирает распущенные для вольного ветра волосы только перед сражением. Улыбка сошла с моего лица – я снова сделал что-то не так… Но я не могу понять, что именно, и на меня находит, тяжелеющая с каждой секундой молчания Олафа, растерянность…
– Скажи хоть что-нибудь, Олаф…
Я обернулся ему вслед, когда он прошел мимо и вышел на затихший в безветрии мороз…
Осторожно взял под локти кипящего досадой офицера – так, чтоб не причинить ему вреда, ведь его руки связаны за спиной “шнуром”, слабо светящимся в полумраке и пропускающим искрой блеклые огоньки…
– Идите вперед. Мне надо ему объяснить, что вы не такой, как прежний офицер. Тогда он не поступит с вами, как с ним, – с прошлым офицером. С вами же не надо так поступать…
Офицер в ответ весь вздернулся и завелся. Что-то они все нервные такие… Но я терпеливо сдержал дерганного офицера и отвел его к Олафу, и поставил его перед Олафом, замершим с крепко сжатыми на груди руками посреди сияющих на солнце снегов…
– Олаф…
Он стал еще бледней, будя силу зверя и борясь со злым духом, приходящим к нему с этой силой перед сражением по зову или просто, повинуясь привычке. Он теперь старается не отпускать этого духа на волю. И сейчас, оттесняя его холодным рассудком обратно, в буйные глубины инстинктов, он сжимает зубы и молчит. Только, кажется, у него что-то не получается с контролем над этим злом. Когда он посмотрел на меня и на моего пленного, ему пришлось сжать и кулаки. Но я не понимаю, что заставило его дух разразиться грозой. Я понял, что это как-то связано с офицером, но… Этот офицер никак не напросился на что-то такое – ни словом, ни делом… Не знаю, чем он плох, чем Олафу не угодил… Наверное, для Олафа он слишком чистый и блистающий… Но я же его не из зоны боевых действий взял, а из светлых чертогов Хантэрхайма. По мне, он очень даже неплохой – даже очень хороший… Только огнеопасный чуть.
– Олаф, ты же сказал, что нам офицер нужен, – для сложного расчета и для схем…
Поджав побледневшие, искусанные в кровь, губы, Олаф не сводит напряженного взгляда с офицера, стоящего перед ним со связанными за спиной руками с таким достоинством, что мне за эти крепкие путы стыдно становится…
– Не такой офицер, Ханс.
Рука Олафа легла на ножны, сделанные из облезлой вытертой шкуры… Я заволновался пуще прежнего…
– Не будь таким придирчивым… Он не плохой. Не хуже других.
– Ты на его погоны смотрел?
– Он капитан… Прямо, то, что надо.
– Он рабочий, Ханс, а не боец. Он офицер – S4, а не – S7.
– Рабочие хорошо сражаются, когда нужно…
– Не так хорошо, как нужно, Ханс. Он не рассчитает требующихся нам схем – он не для этого сделан.
– Просто, ты сказал, что нам нужен офицер…
– Да, нам нужен офицер. Но нужен – воин, нужен –
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (31) »