стеклом задок — и все исчезло. Пролетев на тормозах еще пятьдесят метров, джип встал, и Грибман осторожно выглянул наружу:
— Сдай назад!
— Если он поедет…
Но он поехал, как новенький, покатил на задней передаче к пролому в ограждении. Машина преследователей слегка не долетела до замерзшего на зиму ручейка и лежала на раздавленной крыше. Из радиатора стекал антифриз, образуя в снегу под умершим движком проталину.
— У тебя есть какая-нибудь пукалка?
Галкин похлопал себя по бокам, зная наверное, что оружия он с собой не носил со времен увольнения из ментов. Юра выдернул из зажима у своего сиденья «помпу» и протянул ее Володе.
— Нет уж, давай-ка сам… У меня ножки коротенькие, я и без ружья с этой горки запросто могу угробиться.
— А мне как?
— Тебе? Как в детстве — на жопе…
Внутри автомобиля что-то потрескивало, но признаков жизнедеятельности особенно не ощущалось. Галкин наклонился к исковерканной дверце и заглянул в пропахшую сгоревшим порохом и вытекающим топливом темноту. Ворот кожаного плаща блестел, словно лаковый, Володя осторожно потянул воротник на себя, и тело почти что целиком вывалилось наружу, в снег. Оно оказалось без башмаков, в каких-то рябеньких носочках и без левой руки. Она осталась там, за задним сиденьем, застряв между полкой и рамкой разбившегося стекла. Из пустого рукава вытекала дымящаяся на морозце влага. Галкин перевернул бывшего господина в коже на спину, и от толчка тот на мгновение пришел в себя:
— А, это ты… — И умер. Просто взял и перестал дышать.
— Видно по всему — никому в нашей федерации не нужно дешевых брюликов… Всем нужны чужие деньги, а бриллианты — нет. Никому не надо… Может, господину Розанову? Но кто теперь скажет, насколько мы справедливы в своих предположениях? — Володя поднял голову: над ними, сгрудившись, с открытыми ртами зависли десятки зевак. Конечно, редкая картина: раскуроченный в хлам «шестисотый» с тремя трупами на борту. По всему видать, радуются!
— Ну, Грибман, теперь начинается твоя работа! — Галкин вытащил у бывшего господина в коже портмоне и отыскал в нем свою расписку. — Это вам теперь ни к чему. И ментам об этом документе знать не обязательно.
— А камни? — Этот вопрос задал Юра.
— Если тебе нужна головная боль — ползи туда, поройся…
— Одного не пойму, — задумчиво, словно только что встав с постели, протрубил Грибман. — На кой черт ему самому нужно было участвовать в этом безобразии?
— Ты меня спрашиваешь?
— Ну…
— Лично я, заезжая в автосервис, не отхожу от своей машины ни на шаг. И какие бы рожи мне ни строили братья слесаря-арматурщики, слежу за каждым их движением. И как ты знаешь, мой автомобиль всегда исправен. На отличном ходу, как говорится. Вот и он, видать, решил не перепоручать еще раз то, что мог бы сделать сам.
«Не перепоручать»… Едва ли Галкин до конца осознавал, что сейчас сделает, но, как известно, внезапные, необъяснимые порывы, никоим образом не связанные с логикой и здравым смыслом, провоцируют подчас на самые рискованные шаги. Володя решительно вполз внутрь изуродованного «Мерседеса» и мгновения спустя, помалу сдав кормой, явил своим приятелям предмет, ставший причиной предыдущих и, вероятно, всех последующих неприятностей. Запнув чемодан в сугробик, Галкин молча вопросительно посмотрел на Грибмана: — Что?! Ну что ты на меня вылупился, трахома?! — Просто размышляю, как ты собираешься поступить со всем этим добром. Снесешь в скупку и вставишь папашке на вырученное пару никелированных протезов? — Не знаю, — буркнул Галкин коротко. — Придумаю что-нибудь. — Только не торопись, Вова! Дай мне отъехать на безопасное расстояние. Грибман прижал указательный палец к породистому носу и театрально сморкнулся под ноги. — Надо выбираться наверх и вызывать всех заинтересованных в этом дерьме лиц. И в первую очередь питерских парней. А то местные пинкертоны из нас с тобой ученых мартышек сделают… Юра, стоявший поодаль, не вмешивался в разговор попутчиков. Но по его настроению было понятно, что парень начинает осознавать скрытый доселе галкинский идиотизм. — Ну, я пошел? — обратился он к ребятам. — Иди, Юра, вызывай «скорую» и ГАИ. — А «скорую» с какого хрена? — А для порядка. Едва ли местные менты станут составлять из разрозненных фрагментов нечто целое и перевозить все это на своей канарейке в морг. — А камни? — Камни? — Галкин потревожил не задействованную до поры извилину. — Как же нам перетащить их в джип? — Вот, мать, умный ты, да? Опять мне лезть на гору и размахивать ксивой, разгоняя все это быдло? — Ну, всех-то разгонять не надо… Объясни, что свидетели происшествия сейчас отправятся с сотрудниками внутренних дел в Питер, на Литейный. Там их, мол, надолго не задержат — не более чем на сутки… А как только самые разумные свинтят, загони парочку инициативных придурков в их катафалки и снимай показания счетчиков. А Юрка мне свистнет, как только ты все это организуешь. — Пора! Ох, пора мне подумать о пенсии… — прошипел себе в нос Грибман и, цепляясь руками за усохший сорняк, споро пополз наверх, причитая чуть слышно: — Двадцать лет безупречной службы! За первые десять ни одного рубля народного не присвоил! А как брат Леня гикнулся — пошло! И талоны на бензин, и бумагу машинописную вместо газеток в родной клозет! И карандаши марки «Кохинор»… Как бы ни было трудно Грибману в его нынешнем положении, Галкин предполагал, что едва ли его друг представляет, насколько ему, Володечке, сейчас хреново. И выкопать бы чемодан да бросить его обратно, к коченеющим телам, да вот незадача: и Грибман видел, и Юрка… Грибман — тот давно по поводу галкинской решимости анекдоты по управлению распространяет. А Юра обязательно Кириллу доложит, как обстояло все на самом деле. А как отреагирует командир — и Господу Богу неизвестно. Слишком редко Кирилл вступает с ним в диалог… Минут через десять подскочили два «жигуля» с ближайшего поста ГАИ. Мальчишки все молодые и как на подбор трезвые. То ли утро еще, то ли язвы — ничем другим не объяснить. За ними вслед, с периодом в двадцать минут, прискрипела «скорая», затем «газон» из областного управления и «рафик» со всей фиксирующей командой. «Скорая» как прискрипела, так и ускрипела прочь по неотложным делам — помощь-то оказывать некому. Когда ж добрались до документов потерпевших, то в ментовской толпе возникла легкая паника. Не будь на капитанском мостике Грибмана — беда! Прискакало ФСК, и карусель закрутилась. Железо из-под холма подняли на «КамАЗ», трупы — в какой-то случайно подвернувшийся «козлик», и все это с визгом и
«Не перепоручать»… Едва ли Галкин до конца осознавал, что сейчас сделает, но, как известно, внезапные, необъяснимые порывы, никоим образом не связанные с логикой и здравым смыслом, провоцируют подчас на самые рискованные шаги. Володя решительно вполз внутрь изуродованного «Мерседеса» и мгновения спустя, помалу сдав кормой, явил своим приятелям предмет, ставший причиной предыдущих и, вероятно, всех последующих неприятностей. Запнув чемодан в сугробик, Галкин молча вопросительно посмотрел на Грибмана: — Что?! Ну что ты на меня вылупился, трахома?! — Просто размышляю, как ты собираешься поступить со всем этим добром. Снесешь в скупку и вставишь папашке на вырученное пару никелированных протезов? — Не знаю, — буркнул Галкин коротко. — Придумаю что-нибудь. — Только не торопись, Вова! Дай мне отъехать на безопасное расстояние. Грибман прижал указательный палец к породистому носу и театрально сморкнулся под ноги. — Надо выбираться наверх и вызывать всех заинтересованных в этом дерьме лиц. И в первую очередь питерских парней. А то местные пинкертоны из нас с тобой ученых мартышек сделают… Юра, стоявший поодаль, не вмешивался в разговор попутчиков. Но по его настроению было понятно, что парень начинает осознавать скрытый доселе галкинский идиотизм. — Ну, я пошел? — обратился он к ребятам. — Иди, Юра, вызывай «скорую» и ГАИ. — А «скорую» с какого хрена? — А для порядка. Едва ли местные менты станут составлять из разрозненных фрагментов нечто целое и перевозить все это на своей канарейке в морг. — А камни? — Камни? — Галкин потревожил не задействованную до поры извилину. — Как же нам перетащить их в джип? — Вот, мать, умный ты, да? Опять мне лезть на гору и размахивать ксивой, разгоняя все это быдло? — Ну, всех-то разгонять не надо… Объясни, что свидетели происшествия сейчас отправятся с сотрудниками внутренних дел в Питер, на Литейный. Там их, мол, надолго не задержат — не более чем на сутки… А как только самые разумные свинтят, загони парочку инициативных придурков в их катафалки и снимай показания счетчиков. А Юрка мне свистнет, как только ты все это организуешь. — Пора! Ох, пора мне подумать о пенсии… — прошипел себе в нос Грибман и, цепляясь руками за усохший сорняк, споро пополз наверх, причитая чуть слышно: — Двадцать лет безупречной службы! За первые десять ни одного рубля народного не присвоил! А как брат Леня гикнулся — пошло! И талоны на бензин, и бумагу машинописную вместо газеток в родной клозет! И карандаши марки «Кохинор»… Как бы ни было трудно Грибману в его нынешнем положении, Галкин предполагал, что едва ли его друг представляет, насколько ему, Володечке, сейчас хреново. И выкопать бы чемодан да бросить его обратно, к коченеющим телам, да вот незадача: и Грибман видел, и Юрка… Грибман — тот давно по поводу галкинской решимости анекдоты по управлению распространяет. А Юра обязательно Кириллу доложит, как обстояло все на самом деле. А как отреагирует командир — и Господу Богу неизвестно. Слишком редко Кирилл вступает с ним в диалог… Минут через десять подскочили два «жигуля» с ближайшего поста ГАИ. Мальчишки все молодые и как на подбор трезвые. То ли утро еще, то ли язвы — ничем другим не объяснить. За ними вслед, с периодом в двадцать минут, прискрипела «скорая», затем «газон» из областного управления и «рафик» со всей фиксирующей командой. «Скорая» как прискрипела, так и ускрипела прочь по неотложным делам — помощь-то оказывать некому. Когда ж добрались до документов потерпевших, то в ментовской толпе возникла легкая паника. Не будь на капитанском мостике Грибмана — беда! Прискакало ФСК, и карусель закрутилась. Железо из-под холма подняли на «КамАЗ», трупы — в какой-то случайно подвернувшийся «козлик», и все это с визгом и
