драгоценную влагу прямо из ладоней ребенка, обезвоженного от жажды. Я заметил, что меня не призывают экономить горячую воду для чая по пятнадцать долларов чайник (при заказе в номер), но, очевидно, то была какая-то другая вода. Такую же табличку «Спасите планету» я обнаруживал во всех номерах, где останавливался, и вскоре уже не мог смотреть на нее. Я не прочь вытереться уже использованным полотенцем, но если они столько дерут за гостиницу, я желаю, чтобы белье меняли ежедневно. Если бы мне хотелось разделить постель с триллионами чешуек отмершей кожи, я остался бы дома или заночевал бы у друзей. Гостиница оплачивалась не из моего кармана, но все равно я бешусь, когда мне внушают чувство вины за услугу, которая в дорогом отеле просто обязательна.

Когда речь идет о миллионах, катающихся от нечего делать на своих джипах по джунглям, никто не говорит о гибнущих пандах и дождевых лесах. Нет, мы сильны в том, чтобы охранять природу по мелочам. В кофейне некой сети в Сан-Франциско я увидел около прилавка со сливками табличку «Салфетки делают из деревьев — берегите природу!» На тот случай, если вы проглядели первую табличку, в двух футах от нее висела другая «Взял лишнюю салфетку — сгубил лишнее дерево!!!» Стаканы, разумеется, тоже делаются из бумаги, но когда вы заказываете свой четырехдолларовый кофе, о могучих секвойях вам не напоминают. К вашей совести взывают лишь тогда, когда дают что-то даром. Если бы они брали с вас по десять центов за салфетку, то наверняка делали бы их из совсем уж хлипкой бумаги — ох, сколько бы вы их потратили, унимая гейзер, который вечно бьет из дырочки, нарочно проделанной на крышке стакана…

Почему американцев часто считают тупыми, тоже легко понять, когда путешествуешь из штата в штат. В Сан-Диего в зоопарке рядом с отделением приматов выставлены скульптуры — полдюжины бронзовых горилл в натуральную величину. Рядом табличка «Будьте осторожны: статуи горилл могут быть горячими». Куда ни повернись, наткнешься на констатацию самоочевидного: «Пушка может стрелять громко», «Эскалатор вот-вот закончится». У людей, которые не подают друг на друга в суд каждый божий день, подобные таблички ассоциируются с клиническим дефицитом интеллекта. Поставьте бронзовые статуи на солнцепеке в Южной Калифорнии — еще бы они не нагреются. Пушкам полагается стрелять громко, тем они и знамениты, а эскалатор — хочешь не хочешь — рано или поздно заканчивается. Непростая задача — пытаться разъяснить психологию страны, которая отныне живет под девизом «Потом не говорите, что вас не предупреждали». Что можно сказать о людях, которые судятся с железной дорогой после того, как их сын спьяну брел по шпалам и попал под поезд? Поезда обычно не подкрадываются к людям потихоньку. Если они не сходят с рельсов, ты отлично знаешь, где их найти. Этот молодой человек не был глух и слеп. Никто не привязывал его к рельсам, так в чем основания для тяжбы?

Некоторых вещей я разъяснить не в силах, но другие всегда рад растолковать. Вернувшись из Штатов, я пошел стричься к своему обычному мастеру. Мне вымыли голову. И вот сижу я в тюрбане из полотенца, а хозяин парикмахерской, Паскаль, подсовывает мне французский таблоид со статьей о Джоди Фостер и ее новорожденном ребенке. Паскаль «тащится за Джоди Фостер» (он говорит по-английски). У него есть на видео все фильмы, где она играет. Его заветная мечта — однажды сделать ей мелирование, а заодно расспросить о закулисных подробностях съемок «Соммерсби».

— Я смотрю на эту фотографию, — сказал он, — но все не уловлю одну вещь.

И ткнул в фотографию актрисы: та прогуливалась по калифорнийскому пляжу с подругой (имя не указано), которая прижимала к груди ее младенца. Чуть впереди женщин, резвясь в набегающих волнах, носилась крупная собака.

— Я могу видеть, что в одной руке Джоди Фостер держит поводок, — сказал Паскаль. — Но какая это вещь, что она несет в другой руке? Я спросил много людей, но никто не знает точно.

Я поднес журнал к глазам и присмотрелся:

— Ну-у, — сказал я, — видимо, она несет пластиковый пакет с собачьими какашками.

— Что ты говоришь, псих! — завопил Паскаль, точно я его кровно обидел. — Джоди Фостер — самая большая звезда. У нее два «Оскара», так зачем ей нести целый пакет какашек? Никто не понесет такой пакет, если он не сумасшедший человек. — И он позвал своих четырех подчиненных: — Идите все сюда, послушайте, что он говорит, этот псих.

Когда я попытался растолковать, почему актриса-лауреат «Оскара» может идти по пляжу с полным пакетом собачьих экскрементов, у меня к горлу подступил комок, словно у человека, который запевает свой национальный гимн. Меня захлестнула волна патриотической гордости, возможная лишь вдали от родины и в кольце внимательных слушателей, которым ты должен рассказать о величайшем достоинстве своей страны.

— Понимаете, — сказал я, — дело вот в чем…