как великие охотники. Служащие лесного ведомства считают охоту одной из своих служебных обязанностей, и потому о них никто ничего не знает. Гисборн пошёл пешком к месту убийства: вдова рыдала над телом мужа, как будто он лежал на собственной постели, а два или три человека около неё тщательно изучали след на влажной земле.

– Это дело Красного, – сказал один из них. – Я знал, что он в своё время бросится на человека, но теперь ещё много дичи даже для него. Он это сделал из дьявольского озорства.

– Красный лежит в пещере за каучуковыми деревьями, – сказал Гисборн. Он знал, о каком тигре шла речь.

– Нет, сахиб, теперь его там нет. Он ещё будет безумствовать и шататься повсюду. Вспомни, что первое убийство всегда влечёт за собой ещё два. Наша кровь делает его безумным. Он, может быть, подкарауливает нас, пока мы говорим о нем.

– Он, может быть, пошёл к следующей хижине, – сказал другой. – До неё всего только четыре косса. О Аллах, кто это?

Гисборн обернулся вместе с другими. По иссохшему руслу ручья спускался человек в одной только набедренной повязке на обнажённом теле, но увенчанный венком из кистеобразных цветов белого вьюнка. Он шёл по мелким камешкам так бесшумно, что даже Гисборн, привыкший к беззвучной поступи разведчиков, был удивлён.

– Тигр, убивший человека, – сказал он, ни с кем не поздоровавшись, – пошёл сначала пить, а теперь он спит вон там, за горой.

Его голос был свеж и звонок, как колокольчик, и резко отличался от визгливого говора туземцев, а лицо его, когда он поднял голову и стоял, освещённый солнечным сиянием, походило на лицо ангела, заблудившегося среди лесов. Вдова перестала причитать над умершим и, широко открыв глаза, посмотрела на чужеземца, но потом с удвоенным рвением вернулась к исполнению своих обязанностей.

– Должен ли я показать сахибу? – просто спросил он.

– Если ты уверен… – начал было Гисборн.

– Совершенно уверен. Я час тому назад видел эту собаку. Ему ещё рано есть человеческое мясо. У него всего только дюжина зубов в его скверной пасти…

Люди, стоявшие на коленях и рассматривавшие следы зверя на земле, тихонько удалились из опасения, что Гисборн возьмёт их с собою, и юноша, заметив это, слегка усмехнулся.

– Пойдём, сахиб! – вскричал он и, повернувшись, пошёл впереди своего спутника.

– Не так скоро. Я не могу поспеть за тобой, – сказал белый человек. – Подожди немного. Твоё лицо незнакомо мне.

– Это возможно. Я недавно пришёл в эти леса.

– Из какой ты деревни?

– Я не из деревни. Я пришёл вон оттуда, – и он указал рукой по направлению к северу.

– Значит, ты цыган?

– Нет, сахиб. Я человек без касты и вследствие этого… без отца.

– Как люди зовут тебя?

– Маугли, сахиб. А как имя сахиба?

– Я – смотритель этих лесов, а зовут меня Гисборн.

– Как? Неужели они считают здесь деревья и стебли трав?

– Вот именно, и для того, чтобы такие цыганята, как ты, не сожгли их.

– Я? Да я ни за какую награду не сделал бы вреда джунглям. Ведь это – мой дом.

Он повернулся к Гисборну с улыбкой, в которой было неотразимое очарование, и сделал предостерегающий жест рукой.

– Теперь, сахиб, пойдём немного потише. Нет нужды будить собаку, хотя она спит довольно крепко. Было бы лучше всего, если бы я пошёл вперёд и выгнал его по ветру на сахиба.

– Аллах! С каких это пор голые люди могут выгонять тигров, как скот? – сказал Гисборн, поражённый смелостью своего спутника.

Тот снова мягко засмеялся.

– Ну, тогда пойдём вместе со мной и застрели его по-своему из твоего большого английского ружья.

Гисборн пошёл следом за своим разведчиком, пробирался сквозь чащу, полз по земле, карабкался вверх, опять спускался вниз и испытал на самом себе все трудности выслеживания зверя в джунглях. Он был страшно красен и обливался потом, когда Маугли предложил ему, наконец, поднять голову и внимательно приглядеться к синеватой скале близ маленького горного озера. На берегу его лежал, развалясь в сладкой неге, тигр и лениво посасывал громадную переднюю лапу. Он был старый, желтозубый и порядочно уже облезший, но в этой позе и освещённый солнцем он имел довольно внушительный вид.

Гисборн не увлекался идеями спортсмена, когда приходилось иметь дело с тигром, убившим человека. Он знал, что эту гадину надо уничтожить как можно скорее. Он перевёл дыхание, прислонил ружьё к выступу скалы и свистнул. Голова зверя, находившегося на расстоянии двадцати футов от дула ружья, медленно повернулась, и Гисборн не торопясь выпустил в него два заряда, один – пониже плеча, а другой – пониже глаза. На таком расстоянии даже самые крепкие кости не могут устоять против действия разрывных пуль.

– Шкура не стоила того, чтобы сохранить её во что бы то ни стало, – сказал он, когда дым рассеялся и они увидели зверя, бившегося и дёргавшегося в предсмертных судорогах.

– Собаке – собачья смерть, – спокойно сказал Маугли. – Действительно, с этой падали нечего взять с собой.

– А усы? Разве ты не хочешь взять усы? – спросил Гисборн, который знал, как загонщики ценили такие вещи.

– Я? Разве я презренный шикарри джунглей, чтобы возиться с мордой тигра? Пусть валяется. Вот уже явились его друзья.

Где-то вверху над их головами раздался пронзительный свист спускающегося коршуна; Гисборн в это время выбрасывал пустые гильзы и обтирал лицо.

– Если ты не шикарри, то откуда ты знаешь так хорошо все повадки тигров? Ни один разведчик не мог бы справиться лучше тебя с этим делом.

– Я ненавижу всех тигров, – коротко ответил Маугли. – Пусть сахиб позволит мне нести его ружьё. Арре, какое же оно красивое. А куда идёт теперь сахиб?

– Домой.

– Могу ли я идти с ним вместе? Я ещё никогда не видел дома, где живут белые люди.

Гисборн пошёл к себе домой, а Маугли бесшумно шёл впереди него, блестя на солнце своей бронзовой кожей. Он с любопытством осмотрел веранду и два стула, стоявших на ней, подозрительно пощупал рукой бамбуковую штору и вошёл, все время оглядываясь назад. Гисборн опустил штору, чтобы спрятаться от солнца. Она с шумом упала, но прежде чем она коснулась пола веранды, Маугли выскочил в сад и остановился, с трудом переводя дыхание.

– Это ловушка? – с волнением выговорил он.

– Белые люди не устраивают ловушек для людей, – смеясь сказал Гисборн. – Ты в самом деле пришёл из джунглей.

– Да, я вижу, – сказал Маугли, – она не может ни поймать, ни захлопнуться. Но я никогда не видел таких вещей.

Он вошёл на цыпочках и с удивлением стал рассматривать убранство двух комнат. Абдул-Гафур, который отдыхал после завтрака, посмотрел на него с глубоким отвращением.

– Столько хлопот, чтобы поесть, и столько беспокойства, чтобы лежать после того, как