с силой бросил трубку на аппарат.
— Ты куда? — встрепенулась Валя.
— Я врач. — Дмитрий Григорьевич был лаконичен. Валя пожала плечами, снова повернулась к Виталику:
— Ты же сам болен!
— Хорошо! Я, по-твоему, этого не знаю?
Виталик молчал. Валя отвернулась. Дим надел пиджак, сунул в карман сигареты. Такси попалось у самого подъезда. На Егоре, что называется, не было лица.
— Что с тобой? Что случилось?
— Дим, прости. Плохо, Дим… С Ниной плохо.
— Что? Где она?
— Ушел я. Все кончено, Дим.
— Тьфу ты, черт! Ополоумел, что ли? И впрямь как у Чехова. Идиот!
— Скорей как у Достоевского… Димыч, ты прости…
— И не собираюсь, — сказал Дим, уже успокаиваясь. — Ну совсем с ума сошел. Голова есть у тебя? Я ж тебе говорил: два приступа сегодня… Ну идиот!
— Дим, пойми…
Телефон.
— Она! Дим, возьми трубку. Скажи… Нет. Я сам. Что ты скажешь?.. Алло… Да, я. У меня… Что?! Держите. Сейчас приедем. — Последнее он произносил, уже схватив свитер.
— Что, Егор?
— Кровотечение у Златогурова.
— Черт! Я же видел, что там на соплях все держалось. — И уже на лестнице: — Что сделали?
— Кулаком держат и в операционную подают.
Выбежали на улицу.
— Жгут, может, лучше? Как назло, такси нет и не будет…
— Куда жгут? Там в паху почти. Не наложишь.
— Да. Только кулаком. Удержат?.. Вон такси… Эй!..
В коридоре прежде всего увидели рыдающую Раю и возле нее дежурную сестру. Я испугался — плачет, утешают, неужели?.. Да она в любом случае плакать должна, чего я выдумал с перепугу? — Он в операционной уже. Остановили, Дмитрий Григорьевич. Полотенцем и рукой придавили. — Кто там? — Все дежурные. — Рая, дело плохо. — Умрет, Дмитрий Григорьевич? — Да ты что! А ногу потеряет, наверное. Попробуем. — Лишь бы жил, Дмитрий Григорьевич!.. Бог с ней, с ногой… Как только узнал, что кровотечение остановили, успокоился. Успеем. Смотрю, и Егор порозовел. Может, от бега. А то зеленый был, смотреть тошно. Тоже — катастрофа! И хорошо, что хлопнул дверью. Тягомотина. Это ж надо! Вызвать меня из-за такой ерунды. Инфантильность, молод еще. Вот он уже думает о Златогурове, Полкановна отодвинулась с ее истериками. Повезло ему, можно сказать, что у Льва кровотечение началось. Лев лежал на столе. Дежурный держал кулак на полотенце в месте кровотечения. В головах — реаниматор и сестра. Капельница уже налажена, кровь возмещает потерю, медленно переливаясь из ампулы в вену. — Ну-ка, осторожненько убери кулак. Если польется, тут же заткнешь снова. Дежурный медленно убрал кулак — кровь не текла. Сняли полотенце — нет крови. В самом центре надутой шишки — ее я уже видел утром — небольшая ранка, прикрытая кровяным сгустком. Красненький комочек на вершине небольшого купола дергался в ритме сердца, пульсировал. — Много потеряли? — Не меньше литра. Лев лежит молча, не встревает в разговор. Изменился он за последние месяцы. — Начинайте наркоз. Моемся. Ты кулак держи, а мне Егор поможет. Лев, ногу, наверное, не спасем… — Не надо. Кончайте с ней быстрей. Все равно не нога. «Не нога». Все-таки нога. Своя, не деревяшка. Даже если пластмассовая, электронная, на петлях да на пружинах… не знаю, чему там сейчас научились, чего строят вместо ног? Я знаю только живые ноги. Можно, конечно, еще попытаться, но как бы его самого не потерять… Нет, опасно. Уйти может. Пока мылся, узнал еще одну больничную новость: — Дмитрий Григорьевич, а знаете, в вашем полку прибыло. — То есть? В каком полку? Нашла время для загадок. — В вашем. В полку с почечными коликами. — Операционная сестра глупо засмеялась. — В чем дело? Заболел кто? Что смеешься? — Марат Анатольевич. — Она снова прыснула. — Еще из больницы не успел уйти, до вечера тут был… Недавно только кончился приступ, домой поехал. — Да ты что? — Я окликнул Егора. — Ты слыхал? У Тараса почечная колика. — Вот подхалим! — изумился Егор. — И тут к начальству подладился. Нет, Димыч, столько камней в почках на одно отделение — слишком большая роскошь. — Да уж, вторая колика в отделении — это сигнал мне. Удалять надо. Небольшое отвлечение перед операцией. Успокоились: кровотечение остановилось и за ногу бороться не надо. Лев спал. Только мы раскрыли рану пошире — кровь вмиг заполнила всю полость и начала заливать стол. Егор передавил выше — остановилась. Я убрал кровь, сгустки, обнажил протез. Конечно, разъело шов. Наверняка инфекция, а что еще? Течет из протеза — зажим сюда. Теперь выделить протез, подтянуть, перевязать и отсечь у самой аорты. Все. Ноге конец. Кровь туда больше не идет. Вниз по этой ноге кровь больше не идет. Я зашил и перевязал все места, откуда может течь кровь. Опасность ушла. Теперь надо думать. Теперь можно думать. Давление хорошее. Кровопотеря восполнена. Попытаться, что ли, еще раз с новым протезом? Нет, не рискну. Одно дело ногой рисковать, другое — жизнью. Рану зашивал медленно, оттягивал время. Ненавижу ампутации. Они наиболее наглядно, образно ставят нас на место, подчеркивают нашу беспомощность. Всякий успех хирургии — не могу об этом не думать — свидетельство слабости медицины. Человека надо лечить, а не резать. Хирурги начинают работать, когда другие врачи сдаются. Правильно, раньше врачи не считали хирургов за своих. Но все же и мы помогаем. И мы что-то делаем. Зашьем — и все выглядит как обычно. Кому дело до нутра? А тут — раз, и нет ноги. И всем все видно. Понимаем мало, что там происходит, — вот и режем. Умеем много, а знаем, понимаем мало. Наконец зашил рану. Надо начинать ампутацию. — Помойся, — обратился к дежурному. Стоит без дела, а мы за него работаем. Мы ведь не дежурим сегодня. Его время. — Помоги Егору. — Ты не будешь сам? — Постою посмотрю. Я свое отработал. Теперь пусть сами. Егору полезно сегодня переключить эмоции. Демагог! При чем тут дежурство, эмоции?.. Просто не хочу сам… Когда ногу уносили из операционной, я шел сзади. Где-то читал или кто-то рассказывал, что в какой-то стране врача обязывают первым идти за гробом.
В коридоре прежде всего увидели рыдающую Раю и возле нее дежурную сестру. Я испугался — плачет, утешают, неужели?.. Да она в любом случае плакать должна, чего я выдумал с перепугу? — Он в операционной уже. Остановили, Дмитрий Григорьевич. Полотенцем и рукой придавили. — Кто там? — Все дежурные. — Рая, дело плохо. — Умрет, Дмитрий Григорьевич? — Да ты что! А ногу потеряет, наверное. Попробуем. — Лишь бы жил, Дмитрий Григорьевич!.. Бог с ней, с ногой… Как только узнал, что кровотечение остановили, успокоился. Успеем. Смотрю, и Егор порозовел. Может, от бега. А то зеленый был, смотреть тошно. Тоже — катастрофа! И хорошо, что хлопнул дверью. Тягомотина. Это ж надо! Вызвать меня из-за такой ерунды. Инфантильность, молод еще. Вот он уже думает о Златогурове, Полкановна отодвинулась с ее истериками. Повезло ему, можно сказать, что у Льва кровотечение началось. Лев лежал на столе. Дежурный держал кулак на полотенце в месте кровотечения. В головах — реаниматор и сестра. Капельница уже налажена, кровь возмещает потерю, медленно переливаясь из ампулы в вену. — Ну-ка, осторожненько убери кулак. Если польется, тут же заткнешь снова. Дежурный медленно убрал кулак — кровь не текла. Сняли полотенце — нет крови. В самом центре надутой шишки — ее я уже видел утром — небольшая ранка, прикрытая кровяным сгустком. Красненький комочек на вершине небольшого купола дергался в ритме сердца, пульсировал. — Много потеряли? — Не меньше литра. Лев лежит молча, не встревает в разговор. Изменился он за последние месяцы. — Начинайте наркоз. Моемся. Ты кулак держи, а мне Егор поможет. Лев, ногу, наверное, не спасем… — Не надо. Кончайте с ней быстрей. Все равно не нога. «Не нога». Все-таки нога. Своя, не деревяшка. Даже если пластмассовая, электронная, на петлях да на пружинах… не знаю, чему там сейчас научились, чего строят вместо ног? Я знаю только живые ноги. Можно, конечно, еще попытаться, но как бы его самого не потерять… Нет, опасно. Уйти может. Пока мылся, узнал еще одну больничную новость: — Дмитрий Григорьевич, а знаете, в вашем полку прибыло. — То есть? В каком полку? Нашла время для загадок. — В вашем. В полку с почечными коликами. — Операционная сестра глупо засмеялась. — В чем дело? Заболел кто? Что смеешься? — Марат Анатольевич. — Она снова прыснула. — Еще из больницы не успел уйти, до вечера тут был… Недавно только кончился приступ, домой поехал. — Да ты что? — Я окликнул Егора. — Ты слыхал? У Тараса почечная колика. — Вот подхалим! — изумился Егор. — И тут к начальству подладился. Нет, Димыч, столько камней в почках на одно отделение — слишком большая роскошь. — Да уж, вторая колика в отделении — это сигнал мне. Удалять надо. Небольшое отвлечение перед операцией. Успокоились: кровотечение остановилось и за ногу бороться не надо. Лев спал. Только мы раскрыли рану пошире — кровь вмиг заполнила всю полость и начала заливать стол. Егор передавил выше — остановилась. Я убрал кровь, сгустки, обнажил протез. Конечно, разъело шов. Наверняка инфекция, а что еще? Течет из протеза — зажим сюда. Теперь выделить протез, подтянуть, перевязать и отсечь у самой аорты. Все. Ноге конец. Кровь туда больше не идет. Вниз по этой ноге кровь больше не идет. Я зашил и перевязал все места, откуда может течь кровь. Опасность ушла. Теперь надо думать. Теперь можно думать. Давление хорошее. Кровопотеря восполнена. Попытаться, что ли, еще раз с новым протезом? Нет, не рискну. Одно дело ногой рисковать, другое — жизнью. Рану зашивал медленно, оттягивал время. Ненавижу ампутации. Они наиболее наглядно, образно ставят нас на место, подчеркивают нашу беспомощность. Всякий успех хирургии — не могу об этом не думать — свидетельство слабости медицины. Человека надо лечить, а не резать. Хирурги начинают работать, когда другие врачи сдаются. Правильно, раньше врачи не считали хирургов за своих. Но все же и мы помогаем. И мы что-то делаем. Зашьем — и все выглядит как обычно. Кому дело до нутра? А тут — раз, и нет ноги. И всем все видно. Понимаем мало, что там происходит, — вот и режем. Умеем много, а знаем, понимаем мало. Наконец зашил рану. Надо начинать ампутацию. — Помойся, — обратился к дежурному. Стоит без дела, а мы за него работаем. Мы ведь не дежурим сегодня. Его время. — Помоги Егору. — Ты не будешь сам? — Постою посмотрю. Я свое отработал. Теперь пусть сами. Егору полезно сегодня переключить эмоции. Демагог! При чем тут дежурство, эмоции?.. Просто не хочу сам… Когда ногу уносили из операционной, я шел сзади. Где-то читал или кто-то рассказывал, что в какой-то стране врача обязывают первым идти за гробом.