Отто Пройслер Хотценплотц-III

Человек в саду

Как-то бабушка Касперля вышла из дома с тазиком для белья, чтобы развесить в саду полотенца и рубашки.

Был прекрасный день золотой осени. Цвели астры, у забора приветственно склоняли головы подсолнухи, на грядке с компостом дозревали тыквы: пять больших, девять среднего размера и семь маленьких. Бабушка их выращивала секретным способом, который поведала её тетушка. Маленькие тыквочки должны были пахнуть абрикосами, большие — шоколадом, средние, по цвету похожие на сбитые сливки, — малиной.

Касперль с Сеппелем ни о чём не подозревали. Тем приятнее будет сюрприз, надеялась бабушка.

«Ещё пару дней солнечной погоды, — думала она, — и плоды дозреют».

Бабушка опустила на землю тазик, намереваясь развесить белье, как вдруг услышала из кустов предупредительное: «Тс-с-с!» Поглядев туда, она увидела между кустами золотых шаров и орешника лицо человека, хорошо ей знакомого. Дважды на неё нападал этот босяк в чёрной шляпе с длинным пером, а однажды даже её похитил.

«Теперь у него ничего не выйдет!» — твёрдо решила она.

И, собрав всё своё мужество, спросила строгим голосом (чуть-чуть дрогнувшим, но это было заметно лишь ей):

— Вы опять в моём саду, господин Хотценплотц?

— Как видите.

Разбойник собрался выйти из укрытия. Бабушка схватила тазик с бельём.

— Не двигайтесь! А то надену вам таз на голову. Руки вверх!

Хотценплотц не подозревал, что в последнее время бабушка зачитывалась детективами.

Предупредительно подняв руки, он попытался заверить, что пришёл с добрыми намерениями. Но бабушка отрезала:

— Не хочу слушать ваших оправданий! Могу я узнать, как вам вновь удалось очутиться на воле? Окружная тюрьма — не детский сад!

— Вы правы!

— Тем не менее вы здесь?

— Меня отпустили досрочно за примерное поведение.

— Рассказывайте сказки, господин Хотценплотц…

Разбойник положил руку на сердце.

— Провались я на этом месте, если солгал! Можете убедиться, посмотрев справку. — Он вынул из кармана листок бумаги. — Если не верите мне, прочтите…

Бабушка отступила назад. В голову ей пришла удачная мысль. Лишь бы разбойник не догадался…

— Не могу прочитать, — сказала она, — мне нужно пенсне.

— Но оно у вас на носу, — засмеялся Хотценплотц.

— Это? — Бабушка мгновенно нашлась. — Это пенсне для дали. В нём я не могу читать. Для чтения требуется другое.

Она порылась в левом кармане фартука, потом в правом, удивляясь про себя, как ловко у неё всё получается, и, не обнаружив там ничего, изобразила удивление:

— Вечная путаница с этими пенсне. Постоянно их где-нибудь забываю. Думаю, другое пенсне я оставила возле плиты в летней кухне, где стирала. Не будете ли вы так любезны, господин Хотценплотц, принести его?

— Разумеется, бабушка.

Хотценплотц, сложив бумагу, спрятал её в карман и пошёл к летней кухне. Бабушка последовала за ним.

В летней кухне было два крохотных окошка и одна дверь. Хотценплотц не знал того, что было хорошо известно бабушке. Только он вошёл в кухню, бабушка захлопнула дверь на задвижку и для верности закрыла замок на два оборота. Спрятав ключ в карман, бабушка облегчённо вздохнула.

— Остальное доделает полиция.

До этого момента у неё не было времени испугаться, и только теперь, обманув Хотценплотца, она задрожала от страха. Всё поплыло перед глазами: сад, цветы, летняя кухня. Ноги подкосились. Успев крикнуть из последних сил: «На помощь! На помощь!», бабушка упала в обморок.

Плохое настроение госпожи Дрожебек

В последнее время Касперль с Сеппелем часто навещали госпожу Дрожебек. Они пообещали вернуть Васти прежний облик и занимались только этим. Каждый раз госпожа Дрожебек угощала друзей чаем с бутербродами.

Вот и сегодня они, как обычно, угощались за столом. Ясновидящая, сидя у окна в кресле-качалке, печально покуривала чёрную толстую сигару. Васти лежала у её ног, мирно посапывая.

Собаку мало трогало то, что в юные годы госпожа Дрожебек нечаянно превратила её из длинношёрстной таксы в крокодила. Тем безутешнее была сама хозяйка.

Друзья уже знали наизусть печальную историю, но терпеливо слушали вновь и вновь, как произошло превращение, как госпожа Дрожебек испробовала все способы расколдовать Васти.

— Я была так расстроена, — заключила вдова, — что кинула в огонь колдовскую книгу. Сожгла её! Ведь я — ясновидящая с дипломом, на колдунью не училась. Никогда нельзя браться за вещи, в которых мало смыслишь!

— Эх, — вздохнул Касперль, — чем бросать книгу в огонь, лучше бы её нам подарили!

Госпожа Дрожебек, высморкавшись в полу халата, который она целый день не снимала, переспросила хриплым голосом:

— Вам с Сеппелем?

— Тогда бы мы помогли Васти. Но что вспоминать? Сожжённого не вернёшь! Наберёмся терпения!

У них дома на чердаке хранились мешочки и мешки с лекарственными растениями: высушенные листочки, веточки, цветы, корешки, семена — опробованные средства от разных болезней, которые использовала для лечения бабушка.

«Здесь полно лекарств от лихорадки и болей в животе. Вдруг есть и такое, что может расколдовать Васти», — подумали друзья и решили испробовать курс травяного лечения. Травы не причинят вреда Васти, а они могут случайно напасть на нужное ей средство.

В надежде на удачу экспериментаторы несколько недель испытывали на своей подопечной бабушкины припасы. Чтобы не спутаться, шли строго по алфавиту. Начали с анисового порошка, перешли к корням арники, листьям алтея, потом базилика, валериановой настойке. Предстояло испробовать горечавку, подслащённые мёдом листья клевера, вытяжку из мать-и-мачехи, размолотую кору хинного дерева… К сожалению, испытанные средства не давали нужного эффекта. Единственное, чего они добились, — в последний четверг Васти отказалась есть мясо. Теперь она предпочитала салат из капусты, редиски, помидоров и лука. Особенно пристрастилась к солёным огурцам, проглатывая их, как копчёные колбаски.

— Бедняжка Васти, — сокрушалась госпожа Дрожебек. — В довершение несчастья превратилась в крокодила-вегетарианца. Не знаю, чем всё кончится! Вдруг в какой-то момент она закукарекает, замычит или станет кричать: «Иа-иа!» Кто может предугадать, что произойдёт?

— С тем же успехом, — подбодрил её Касперль, — она может превратиться в таксу.

— Будем надеяться, госпожа