Они ведь сами хотят, чтобы их стригли. Сами соблазняют сильных. А в Библии, кстати, написано, что горе тому, через кого соблазн приходит в мир. Тупостью своей соблазняют.

Ни к чему не стремятся, ни о чем не мечтают, покорные, как… бараны. Заранее согласны на свою жвачку.

— А ты мечтаешь?

— Конечно.

— О чем? Продавец удивленно и даже слегка растерянно смотрел на Потапова, как будто вдруг потерял единомышленника:

— Как о чем? Я же сказал… О джипе.

В гостинице было прохладно, поэтому Потапов не спешил снять пальто.

Вынув из коробки новый телефон, он переставил в него сим-карту из старого и посмотрел на часы. В Москве уже наступило утро.

Набрать знакомый наизусть номер снова оказалось непросто. Дважды доходя до последней цифры, Потапов нажимал отбой, а затем стоял у окна и решался на третий.

— Приве-ет, — негромко прозвучал наконец в трубке бесконечно милый, заспанный голос. — Ты куда пропал?

— Я недалеко… Натуру отъехал поискать для съемок.

— Сбе-ежа-а-ал, — насмешливо протянул голос, еще чуть хрипловатый ото сна.

— Да нет, — беспомощно запротестовал Потапов. — Я просто…

— Ну и зря, — женщина на том конце улыбнулась, а он, подобно трепетному, изнывающему от любви псу, тут же уловил эту улыбку.

— Постой, ты что… получила результаты?

— Да-а, — торжество в ее голосе переливалось красками, на которые он даже не смел рассчитывать.

Весь долгий шестичасовой перелет из Москвы он погибал от страха за нее и от стыда за себя.

— И что? — выдавил Потапов.

— Возвращайся, — она помолчала немного. — Химия мне не нужна. Врач сказал — все в порядке.