Финского залива. Жемчужная кружевная пена закипает на гребнях волн. Их безостановочное движение стихийно-равномерно, и кажется — нет и не будет конца мраку этой ночи и тяжеловесно-медлительному дыханию циклопических водных масс.

«Абхазия» идет в Гамбург. Острый форштевень теплохода легко разрезает волны. Судно сильно качает. Оно купается в брызгах и водяной пыли, скатываясь в ущелья между волнами и плавно взлетая на кипящие гребни.

На палубах, на капитанском мостике властвует суровая, сосредоточенная проза кораблевождения. Здесь четкая и точная работа тех, кому поручена жизнь и здоровье пассажиров теплохода — 257 лучших рабочих-ударников Советской страны.

На палубах — трезвые рабочие двадцатичетырехчасовые будни. Внизу — в каютах, в кают-компании, в салонах — ярким контрастом бьет и клокочет иная жизнь. Здесь радостный праздник. Здесь ключом кипит молодой задор, веселые шутки и смех звенят и перекатываются волнами по бесконечным лабиринтам коридоров, кают, кубриков и трапов. Они одинаково молоды, эти 257 лучших строителей социализма. Серебрящийся сединой металлист и комсомолка со щеками, покрытыми нежным пушком первой юности, — они одинаково пронизаны и согреты одним огнем творческого, ударного энтузиазма.

Праздник!..

Да, поверхностный наблюдатель, прислушиваясь к веселой симфонии криков, песен, звуков гармоники и хохота, не задумается назвать это симфонией беззаботного, бездумного и безоглядного праздника.

Но такое впечатление вынесет лишь поверхностный наблюдатель.

Взгляните на шумный рой молодежи, оживленно спорящей в углу.

Это — организационное заседание редколлегии судовой стенновки.

Дальше, так же шумно и оживленно, работают культкомиссия, хоровой кружок, производственный кружок, где ударники обмениваются опытом.

Те же трудовые будни, только наэлектризованные и опьяненные необычностью обстановки…

ПОЛИЦИЯ УТВЕРЖДАЕТ ЗАКОННОСТЬ

До Гамбурга осталось 20 часов плавания.

Утром ветер дошел до семи баллов. До самого обеда я стоял на носу «Абхазии», жадно впитывая в себя все то необычное, что дает сухопутному жителю море.

За обедом заговорила радиостанция, передавая сводки новостей из далекого Союза. А вечером все рупора «Абхазии» сообщили:

— Товарищи! Сейчас мы проходим датский остров Борнхольм. До самого Гамбурга море будет спокойное.

Это сообщение ребята встретили дикими воплями восторга. Морская болезнь давала себя знать. Тюрчанка Сагайдак, текстильщица из Баку, переживала качку особенно болезненно. Она каталась на кровати, отталкивая врача, и без перерыва надрывно кричала:

— Высадите меня на берег! Высадите меня на берег! Пешком домой пойду! Высадите меня на берег!

*

Два слова об «Абхазии».

 Теплоход «Абхазия».

Теплоход целиком сделан из советского материала. Рабочие Балтийского судостроительного завода построили его в ударном порядке. Длина теплохода — 112,5 метра, водоизмещение — 5 740 тонн. В машинном отделении четко стучат два мощных дизеля по 2 200 HP каждый. На теплоходе 500 спальных мест. Средняя скорость его — 15 миль в час.

*

В Кильском канале к «Абхазии» суетливо подбежал маленький катерок. Спустили трап, и на теплоход поднялся лоцман — плотный немец. Он поведет «Абхазию» по каналу, сквозь строй судов и шлюзов.

На пристани маленького городка Гальтенау собралась небольшая кучка любопытных, глазевших на советский корабль. Кроме полицейских, здесь было несколько оборванных русских белогвардейцев и какие-то подозрительные праздные личности с кристально чистым и доверчивым взглядом. Личности эти проявляли особое внимание ко всему окружающему; казалось, у них шевелились уши от напряженного желания услышать все то, что говорилось в толпе.

Белогвардейцы старались держать себя возможно более независимо и надменно, насколько это может удасться человеку в опорках и с опухшим от пьянства лицом. Они пытались вызвать экскурсантов на разговор, но ребята только перемигивались, слушая вызывающие оклики и замечания с берега.

Полицейские потащили «крамольника» к выходу.

Наше внимание скоро привлекло другое зрелище. Вдали, за запертыми воротами таможни, собралась большая толпа немецких рабочих. Один из них проник на портовую территорию и даже — о, ужас! — прикурил папиросу у одного из ударников. Эта «трубка мира» обошлась немецкому товарищу дорого. Полицейские встрепенулись и, утверждая попранную законность, потащали «крамольника» к выходу.

У входных ворот арестованный бережно вынул изо рта папиросу, зараженную красным большевистским огнем. Он сжал ее в кулаке и поднял руку вверх.

— Рот фронт! — донесся к нам громкий возглас.

Полицейские схватили рабочего под руки и бегом поволокли его к выходу.

3 200 000

«Абхазия» идет Кильским каналом.

Громкие песни ударников дразнят сонный покой разбросанных по берегам канала кокетливых буржуазных вилл.

Неожиданное свидание — навстречу нам идут советские теплоходы «Каменец-Подольск» и «Феликс Дзержинский». На «Абхазии» взрывается ликующее «ура», и вихрь приветствий несется к таким родным и близким в этой чужой стране товарищам.

Вскоре виллы начинают редеть, их сменяет роща, потом густой лес вырастает вдоль канала, купая в его спокойных водах свое отражение. На берег все чаще и чаще выходят группы рабочих. Какими путями дошла до них весть о нашем прибытии? Они кричат нам приветствия, мы отвечаем как можем — кто по-немецки, а кто самой выразительной мимикой.

Вечером на моторной шлюпке нас догоняют трое немецких товарищей. Мы берем их на борт и устраиваем торжественную встречу. Один из них, тов. Ч., видный профессиональный работник, рассказывает нам за ужином о положении рабочего класса в Германии.

— Ужасающая безработица, — говорит он взволнованно. — Безработных насчитывается 3 200 000 человек. Страна переживает острый промышленный и сельскохозяйственный кризис. Капиталисты думают отыграться обычным козырем — они снижают зарплату. Недавно была снижена на 8 процентов зарплата металлистам.

Каждый третий голос за советскую власть в Германия — вот ответ рабочего класса империалистам на недавних выборах в рейхстаг.

РОТ ФРОНТ!