она возбуждённо и с пониманием. Но вместо ответа полный мужчина, написав что‑то, вновь обратил свой взгляд на неё.

— Помню ли я это маленькое светящееся лицо? — мягко произнёс он. — Знал ли я его многие годы назад?. В это мгновение оркестр заиграл и толстый мужчина исчез. Его увлекла та огромная волна музыки, что пронеслась над блестящим полом, разбивая группы на пары, навстречу танцу…

Танцевать Лейла научилась в интернате. Каждый субботний полдень ученики спешили в маленький рифлёный железный зал, где мисс Эйл (из Лондона) проводила свои избранные занятия. Но разница между тем пыльным залом, с религиозными письменами на стенах, маленькой запуганной женщине в вельветовой шляпке и с заячьими ушками, бьющая по клавишам холодного пианино, мисс Эшл, хлестающей девочек по ногам своим длинным белым прутиком, и этим, таким невероятным, что Лейла была уверена, что если не придёт её партнёр, и ей придётся слушать эту волшебную музыку и смотреть на других, плавно скользящих по золотистому полу, то она не выдержит и умрёт, или упадёт в обморок, или она поднимет вверх руки и вылетит в одно из этих окон, открывающих вид на звёзды.

— Вы позволите, — кто‑то поклонился и, улыбнувшись, подал свою руку Лейле — ей всё‑таки не придётся умирать. Чья‑то рука подхватила её за талию, и она поплыла по залу, словно цветок, брошенный в озеро.

— Неплохой пол, не правда ли? — протянул тихий голос у её уха.

— Я думаю, он изумительно гладок, — ответила Лейла.

— Простите? — бледный голос казался удивлённым. Лейла повторила свои слова. И после крошечной паузы голос отозвался — Да, пожалуй и они вновь закружились в танце.

Он вёл так замечательно, что Лейла поняла какая большая разница между танцами с девочками и юношами. Девочки врезались друг в дружку, и каждая наступала другой на ногу, а те, кто были за юношей, всегда так сильно вцеплялись в тебя.

Азалии не были просто азалиями, они превратились в проносящиеся бело — розовые линии.

— Вы не были у Бела на прошлой неделе, — вновь послышался голос. Он казался усталым. Лейла не знала, следует ли ей спросить, хочет ли он остановиться.

— Нет, это мой первый бал, — ответила она.

Её партнёр судорожно засмеялся — О, я вижу, — словно возразил он.

— Но это и правда мой первый бал, — пылко произнесла Лейла. Каким же облегчением было сказать об этом хоть кому‑то. — Понимаете, всю свою жизнь до этого момента я жила в деревне

В это мгновение музыка затихла, и они направились к двум стульям напротив стены. Лейла поджала свои розовенькие сатиновые туфельки и стала обмахиваться веером, блаженно наблюдая за другими парами проходящими и исчезающими сквозь качающиеся двери.

— Наслаждаешься, Лейла, — спросила Джози, покачивая своей золотистой головкой. Лаура прошла мимо, тихонько подмигнув Лейле, заставив её усомниться, была ли она уже достаточно зрелой. Естественно её партнёр не произнёс почти ни слова. Он покашливал, заправлял свой платок, поправлял жилет и убирал нитки со своего рукава. Но это всё не имело значения. Почти тут же оркестр вновь заиграл и её второй партнёр, казалось, возник из ниоткуда.

— Пол не так плох, — произнёс новый голос. Неужели все начинают с пола? А затем — Были ли вы у Нила во вторник?. И вновь Лейла объясняла. Возможно, это было немного странно, что её партнёр больше не проявлял никакого интереса. Но это было так захватывающе. Её первый бал! Она была ещё лишь у истоков всего. Ей казалось, что прежде она никогда не знала ночь. До этого момента она была для неё тёмной, тихой, зачастую прекрасной и завораживающей — о да — но несколько печальной, мрачной. А теперь она никогда не будет такой — ей навсегда открылся её ослепительный свет.

— Не хотите ли мороженого, — спросил её партнёр. Они прошли сквозь качающиеся двери вниз по коридору, в комнату с зеркалами. Её щеки пылали, ей страшно хотелось пить. Как заманчиво смотрели на девочку эти разноцветные шарики со своих маленьких тарелочек, и какими холодными были подмороженные ложечки, А когда они вернулись в зал, полный мужчина уже ждал её у двери. Она была очень удивлена, увидев, насколько старым был; он должен бы быть на стороне со всеми родителями. И когда Лейла сравнивала его с предыдущими партнёрами, он показался ей несколько потрёпанным. Его жилет был помятым, на перчатке не было ни одной пуговицы, а его пиджак выглядел запылённым меловой пудрой.

— Вы позволите, юная леди, сказал полный мужчина. Он едва сжал её руку, и они начали двигаться так плавно, что это больше напоминало прогулку, чем танец. И он ни слова не произнёс про пол.

— Это ваш первый бал, не так ли, — прошептал он.

— Откуда вы узнали?

— О, — ответил он, — вот что значит быть старым

Он тяжело вздохнул, проводя Лейлу мимо неуклюжей пары. — Как видите, я занимаюсь этим уже тридцать лет

— Тридцать лет?! — воскликнула Лейла. Только двенадцать лет она сама родилась!

— Не правда ли трудно поверить, — насмешливо произнёс полный мужчина. Лейла посмотрела на его облысевшую голову и почувствовала к нему жалость.

— Мне кажется, это чудесно, что вы всё ещё продолжаете, — мягко сказала она.

— Добрая маленькая леди, сказал полный мужчина и прижал её немного ближе к себе, напевая мелодию вальса.

— Конечно, — добавил он, — вы не можете надеяться, что что‑то будет длиться так же долго. О нет, ещё раньше вы будете наблюдать за всем вон с той сцены в своём красивом вельветовом платье. И эти прелестные ручки превратятся в маленькие короткие и пухлые, и вы будете коротать время уже с другим, чёрным, эбонитовым веером, — он, казалось, вздрогнул. — И вы будете улыбаться, как остальные старые кумушки, указывая на свою дочь и рассказывая пожилой леди рядом с вами, как один ужасный молодой человек пытался поцеловать её на балу в клубе. И ваше сердце будет болеть, страдать, — мужчина прижал её ещё ближе так, словно ему по — настоящему было жаль это бедное сердечко, — оттого, что никто не хочет поцеловать вас сейчас. И вы скажете о том, как неприятно ходить по этому отполированному полу, о том, как он скользок… Мм, мадмуазель светящиеся ножки, — мягко произнёс он.

Лейла тихонько усмехнулась, но ей совсем не хотелось смеяться. Возможно ли, что это всё — правда? Это звучало ужасающе реально. Был ли этот её первый бал всего лишь началом её последнего бала. Казалось, что и музыка сейчас изменилась, она звучала так грустно, что перерастала в единый печальный вздох. Ах, как же всё быстро меняется! Почему счастье не может длиться вечно. Вечность это ведь не так много.

— Я хочу остановиться, — произнесла она