шевелившего ветки немногих деревьев. Пока Самидар стояла, первые лучи восходящего солнца воспламенили пологие склоны на горизонте.

Косяк в том месте, где она прислонилась, был стертым и гладким. Перед таверной пролегала дорога, к востоку она уходила в горы, к западу — вела в городок Дашрань. Насколько хватало глаз, дорога была пустынна, только небольшие столбы пыли то там, то здесь поднимались в воздух, закрученные вихрем.

— Матушка?

Скрипнули половицы под ногами Кириги, подошедшего к ней сзади. Она не обернулась и не ответила, просто смотрела на дорогу, прижавшись к косяку.

Он легко коснулся ее плеча.

— Ты так печальна, — мягко сказал он.

— Ничего, — она похлопала его по руке, — просто взгрустнулось.

— Ты все еще оплакиваешь отца?

Она перевела взгляд на дальние горы, где всего несколько недолгих месяцев назад они с Кириги похоронили Кимона — ее мужа, с которым она прожила больше двадцати лет. Всходившее солнце окрасило горы в янтарный цвет. Вершины пламенели ярким светом, как каждым утром. Она сама выбрала в горах место, где должен покоиться ее муж.

— Нет, — медленно ответила она, — это не из-за Кимона. Я печалюсь о нем, но больше не плачу. Боль почти прошла, Кириги, тебе не стоит волноваться.

Это была ложь. Она тосковала по Кимону. Порою боль была почти невыносимой, особенно в такие спокойные минуты, как сейчас, когда все разошлись по домам, к своим женам и мужьям, и не для кого было танцевать или готовить еду. Она обняла себя за плечи, водя пальцами по рукам, вспоминая его прикосновения, которых ей так недоставало.

Но было еще что-то: она чувствовала, что непонятное напряжение висит в воздухе. Мрачное предчувствие с некоторых пор не давало ей покоя. Ночью она занималась своими гостями, отгоняя дурные мысли, забываясь в неистовом танце. Но с рассветом, оставаясь одна, она вновь оказывалась во власти своего гнетущего предчувствия.

— Смотри, вон еще облака, — заметил Кириги и, встав рядом с ней, указал на небо в северном направлении, — так много туч в последнее время, и это в сезон засухи.

Он уже умылся, раздевшись до пояса. Его кожа сияла, волосы, почти такие же черные, как у нее, были великолепны. «Он разобьет немало женских сердец», — подумала она, глядя на его красивое тело. Она снова стала прикидывать, каков его точный возраст. Уже десять зим он прожил с ней, и было ему не больше шести, когда Кимон нашел мальчика и привел домой. За эти годы Кириги превратился в высокого, пригожего, сильного юношу.

Она бросила взгляд на собственное тело, все еще стройное, несмотря на возраст, сохранившее стройность благодаря танцам. Но при свете утренней зари было видно то, чего многие не замечали в игре светотени неровно освещенной таверны: несколько шрамов, что бороздили предплечья, большой шрам на плече, который она обычно скрывала под полоской ремня, другие рубцы на боках и бедрах. Да, она еще вполне стройна, но тело ее уже не настолько красиво, во всяком случае при свете ясного дня.

— Это очень необычно, — продолжал Кириги, изучающее рассматривая небо.

— По крайней мере, дождем не пахнет, — ответила она, — будет солнечно и жарко.

— Ты прекрасно танцевала сегодня ночью, — вспомнил он и повернулся к ней, улыбаясь. — У старика Тамена глаза чуть не полезли из орбит. Чувствую, придется мне утирать за ним слюни, что он будет пускать сегодня днем.

— А жена будет чистить его штаны, — добавила она, подмигнув, и они оба захохотали. Она обратила свой взор на запад, туда, где далекие зеленые горы были окутаны утренним туманом.

— Мне хорошо, Кириги, — произнесла она наконец. И, несмотря на странное чувство ожидания, наполнявшего ее, она говорила правду. — Я давно так себя не чувствовала — с тех пор, как мы похоронили Кимона. Как будто я вышла из глубокой пещеры и увидела солнце.

Юноша тоже посмотрел в сторону гор, и голос его смягчился.

— Рад за тебя. — Он сглотнул и искоса взглянул на нее: — Мне было совестно, ведь моя боль уже прошла, а ты все еще страдала. — Он взял ее за руку. — Давай пройдемся немного и порадуемся вместе новому дню.

Они пошли вниз по дороге в противоположную от города сторону, не придавая никакого значения юношеской наготе Кириги. Им обоим уже не раз приходилось таким образом гулять по утрам, когда обнаженное тело наслаждается легкостью ветра и теплом наступающего дня, когда все еще спят и никто тебя не обеспокоит.

Пока они шли, подолы ее юбок бороздили пыль на дороге. Что ж, все равно юбки в пятнах пота после представления и их нужно стирать.

— Интересно, когда им наскучит? — Она невольно произнесла вопрос вслух, хотя и не собиралась.

— «Наскучит» что? — переспросил Кириги. — Смотреть, как ты танцуешь?

Он глупо улыбнулся, когда она нерешительно провела пальцем по самому багровому шраму на предплечье.

— Ты придаешь им слишком много значения, — сказал он ей, — Кимон никогда не обращал на них внимания. Кстати, а вы знали, что ваша кровать сильно скрипела?

Она шутливо ткнула его кулаком в бок.

— Могу поспорить, ты прижимался ухом к стене, чтобы подслушивать, — предположила она.

— Каждую ночь, — подхватил он. — Знаешь, никто не обращает на твои шрамы особого внимания. Хотя некоторые слухи о них ходят. Я слышал, как люди гадают, откуда они у тебя. Кто-то думает, что ты была в рабстве, другие решили, что тебя однажды пытали. Многие люди думают, что Кимон спас тебя от страшной участи.

Туман поднялся над горами, как только солнце залило плоские крыши Дашрани.

— Они даже не подозревают, насколько это близко к истине, — согласилась она.

Нахлынули воспоминания, жестоко напомнившие о другом времени и о другой жизни, перед глазами снова встали лица и образы, что преследовали и мучили ее. Она ухватилась за руку приемного сына, и каким-то образом это пожатие придало ей силы, помогло справиться с собой.

Она остановилась и посмотрела ему в лицо. На щеках еле заметно пробивается легкий пушок, глаза светятся юношеской наивностью. Впрочем, это мускулистое тело вполне может принадлежать мужчине.

— Я так горжусь тобой, сын, — неожиданно сказала она, сжав его руку. Откинула голову и улыбнулась слабой улыбкой. — Ты знаешь, какой сегодня день?

Он кивнул:

— День Паука.

— День Паука, месяц и год Паука, — подтвердила она. — Когда пройдет эта ночь, я встречу свой сорок третий день рождения. Подобное тройное совпадение случается лишь раз в двенадцать лет. Будем надеяться, это добрый знак для нас.

Кириги облизнул нижнюю губу.

— Но ведь ты рассказывала мне, что паук священен для Гата — Того, Кто Сеет Хаос.

Самидар снова двинулась