остановился на пороге. Стоял неподвижно, стараясь дышать ровно и беззвучно. В этот момент у меня не было ни рук, ни сердца. Только слух. Только звуки проникали в меня, и я пытался извлечь что-нибудь полезное из этой едва различимой какофонии. Я слышал, как волны бьются о корпус корабля, иногда на этом фоне возникало мелодичное дребезжание, это пела якорная цепь, натягивающаяся, когда «Нантесвилль» боролся с ветром; а вот оркестровый аккомпанемент самого ветра; а вот короткое соло далекого кулика… Как успокаивающе безобиден был этот тихий оркестр. Я любил эти звуки. Но сейчас мне нужно было услышать совсем другое – звуки опасности: голоса, бряцанье металла, шаги, шелест одежды… Нет. Если кто-то все же притаился во мраке и выжидал в засаде – у него была сверхчеловеческая выдержка. Я не боялся встретить сверхчеловека. Гораздо больше меня страшили обыкновенные люди с ножами, револьверами, а в последнее время все чаще со стамесками. Стараясь сделать это идеально беззвучно, я шагнул за порог.

Я никогда не плавал в пироге по Ориноко, и никогда с ветки высокого дерева молниеносным броском на меня не спрыгивала десятиметровая анаконда, чтобы сжать мне горло смертоносным кольцом. Но теперь мне уже не придется ехать так далеко, чтобы испытать все эти экзотические ощущения. Руки, схватившие-сдавившие-расплющившие меня сзади, не могли быть руками человека, и в беспощадности, с какой они в первые же секунды почти задушили меня, не было ничего человеческого.

Это был момент ошеломляющей паники. В моей наполовину уже оторванной голове пронеслась мысль, что вот, мол, и я встретил своего «более удачливого».

И все же я отреагировал. Изо всех сил я лягнул правой ногой назад, надеясь попасть в противника. Но он хорошо знал все подобные штучки – его нога оказалась быстрее. Нет, не нога, но, наверное, огромное копыто сокрушительным ударом обрушилось на мою несчастную нижнюю конечность. Мне не показалось, что он сломал мне ногу. Скорее всего, он разорвал ее пополам.

Но моя левая нога, несмотря на головокружение от недостатка кислорода, все еще действовала. Я точно угадал место на палубе и резко ударил пяткой по носку его левого ботинка. Когда моя пятка опустилась на палубу, его ноги там уже не было.

Я был обут в тонкие резиновые тапочки аквалангиста, и страшная боль от удара по металлическим плитам палубы пронзила меня от головы до пят, а вернее, в данном случае в обратном направлении.

Я поднял руки, пытаясь схватить и выломать мизинцы – самые уязвимые детали рук моего душителя. Но и этот секрет был ему знаком. Его руки сплелись на моем горле в какую-то цельнолитую петлю, внутри которой громадные пальцы, словно огненные черви, искали мою сонную артерию.

Уверен, я не был его первой жертвой, но еще несколько секунд промедления – и я мог оказаться последней. Он неутомимо продолжал выдавливать из моих легких последние остатки кислорода, и в моих глазах уже плясали тысячи предсмертных огоньков.

В эти первые несколько секунд меня спас водолазный комбинезон, который был надет под курткой. Его толстый резиновый воротник защитил шею. И все же руки моего убийцы уже выполнили половину работы, оставалось или ждать, пока они довершат ее, или…

Я резко рванулся вперед. Половина веса противника перенеслась мне на плечи, и, хотя захват железных рук не ослаб, он дернулся, ожидая, что я попытаюсь схватить его за ноги, и на секунду потерял равновесие. Я использовал этот момент. Держа всю его тушу на плечах, я развернулся на 180 градусов и, оказавшись спиной к борту, откинулся назад. Один шаг, второй, третий – я очень надеялся, что палуба хотя бы чуть-чуть короче, чем беговая дорожка стадиона, так оно и было, – хребет моего душителя под соединенным весом наших тел ударился обо что-то твердое и, надеюсь, железное.

Если бы в эту секунду на его месте был я и если бы мой позвоночник не преломился пополам, то и я, и лучшие хирурги военно-морского флота Ее Величества имели бы множество проблем с моими позвоночными дисками, пытаясь вправить их на место.

Но этот тип не издал ни звука. Я даже подумал, что имею дело с одним из тех гигантов глухонемых, которых в качестве компенсации за полное отсутствие интеллекта природа наградила сверхъестественной силой.

Однако ему пришлось отпустить меня, иначе мы вместе свалились бы в черную и холодную воду залива Лох-Гурон. Я не замедлил воспользоваться свободой и одним прыжком развернулся лицом к нему.

Он уже поднимался мне навстречу. Я ожидал увидеть Атланта, Геркулеса, а он оказался ниже меня ростом. Но я давно уже вырос и мальчишеских амбиций. Рискну предположить: у меня не возникло бы никаких комплексов, даже если бы мне пришлось удирать от карлика, окажись он сильнее меня. Но в этот раз о побеге не могло быть и речи. Моя левая нога была еще не вполне в порядке, правую же я вообще не чувствовал – возможно, она осталась валяться возле радиорубки.

Я вытянул правую руку вперед, пряча в ладони нож так, чтобы лезвие не блеснуло в слабом свете звезд.

Он приближался ко мне, спокойный и решительный, абсолютно уверенный в успехе. Бог свидетель, он имел право на эту уверенность. Его руки хищно вытянулись по направлению ко мне. Очевидно, его все еще волновали изгибы моей шеи.

Выждав момент, когда его пальцы оказались в нескольких сантиметрах от моего лица, я резко ударил снизу. Острие ножа пробило ему середину ладони.

Теперь я убедился, что он не глухонемой. Он подавил в себе крик, преобразовав его в три слова, не подлежащие печатанию и выражающие нелестный отзыв о моих родителях, потом отскочил назад, вытер обе стороны руки об одежду и облизал их, как раненый зверь. Потом, внимательно разглядывая сочащуюся из руки черную в лунном свете кровь, он издал первые членораздельные звуки:

– Значит, у парнишки есть ножик…

Если что-то в этот вечер еще могло удивить меня, то этим сюрпризом оказались его голос и манера говорить. Я ожидал услышать первобытный рык, соответствующий всему его отталкивающему облику, но он обратился ко мне мягко, интеллигентно и даже ласково. Возможно, с такими манерами и с таким произношением завсегдатая элитарных клубов Южной Англии он мог бы успешно трудиться в качестве гувернера какого-нибудь графского отпрыска. Жаль только, мой папа не был графом.

– Нужно отобрать у мальчика ножик, правда? – продолжал он в том же тоне и вдруг громко позвал: – Капитан Стикс!

Если предки капитана выбрали именно такую фамилию, чтобы в решающий момент испортить мне настроение вполне уместной ассоциацией, – они просчитались. Нельзя испортить то, что уничтожено до полного исчезновения.

– Замолчи, идиот, – ответил рассерженный голос откуда-то сзади. – Ты