никакого смысла, не будь оно совершено в то воскресенье?

— Да ну вас, ей-Богу, Арес! — воскликнул Рене. — Что еще за загадки!?

— А так и есть, — настойчиво повторил я. — Оно не могло произойти в другой день.

— Для чего вы нам все это говорите, Арес? Чтобы мы сами нашли ответ? — спросил лейтенант.

— Как хотите, — я поудобнее устроился в кресле. — Но я очень прошу — оставьте ваши вопросы до конца моего рассказа.

Оба согласно кивнули.

— У нас нет возражений по этому поводу, — подтвердил Рене.

Я помолчал с минуту, собираясь с мыслями, затем закурил новую сигару. После чего не спеша и обстоятельно начал извлекать на свет Божий все детали, повлекшие за собой загадку того июльского воскресенья 1951 года.

Часть 1 Загадка

3. Ящик Пандоры

Я очень ясно помню тот летний вечер. Время текло медленно. Удушливая атмосфера не предвещала ничего необычайного и ночью. Я сидел за стойкой в «Пласе», потягивая третью порцию «дайкири»^[1], когда увидел ее, нерешительно задержавшуюся у входа. Но нерешительность эта длилась недолго — она направилась к официанту, обслуживающему в зале одного из клиентов. Многие предпочитали сидеть за столиком, а не возле стойки. Не знаю, что она ему сказала, но без сомнения, речь шла обо мне, потому что официант указал в мою сторону, и девушка, аккуратно ступая на своих высоких каблучках по ковровой дорожке, пересекла зал и остановилась рядом со мной. Совсем юная, едва достигшая совершеннолетия, с изящной фигуркой, одетая в цельно кроенное платье, она излучала молодость и свежесть. Восхитительная девушка! Я со знанием дела, — а вкус у меня требовательный, — оглядел ее узкую талию, мысленно раздев девушку донага. «Талия несколько высоковата, — подумал я, — но за исключением этого незначительного изъяна, все остальное что надо».

Таким образом, я оценил ее внешность и одежду одним опытным взглядом. Девушка, заметив мой интерес, слегка покраснела, потом спросила:

— Сеньор Арес?

Я кивнул в ответ и улыбнулся.

— Садитесь, пожалуйста.

Я щелкнул пальцами, подзывая бармена.

— Карлос, приготовьте что-нибудь сеньорите, — сказал я и повернулся к девушке. — Что будете пить?

— Спасибо. Ничего. Могу я с вами поговорить?

Я не питал особых иллюзий насчет тех услуг, о которых она меня попросит. Таковы уж веяния времени. Наверняка, какая-нибудь грязная работенка.

— Не можете ли вы назвать свое имя, сеньорита…

— Рамирес, — прошептала она. — Гленда Рамирес.

— Вот и отлично, сеньорита Рамирес. А теперь должен сообщить вам, что у меня есть контора, где я принимаю клиентов. А сегодня я отдыхаю.

— О, извините! — воскликнула она с недовольной гримаской, и при этом на ее щеках обозначились две трогательные ямочки. — Но дело такое срочное! Понимаете, я уже была в вашей конторе…

Я почувствовал в ее голосе затаенный страх и отметил, что время от времени она поглядывает в сторону входной двери. Улыбнувшись и изобразив удивление, спросил:

— А кто вам сказал, где меня можно найти?

— Ваш водитель. То есть шофер, который вас иногда подвозит, — объяснила она. — Он сказал, что возможно я застану вас в этом баре.

Я кивнул и снова спросил:

— Ну и что это за безотлагательное дело?

— Не могли бы мы поговорить… с глазу на глаз? — и она мотнула головой в сторону уединенного столика.

— Ну, если вы так желаете… — произнес я и поднялся, одновременно сделав Карлосу знак, чтобы он принес мне еще «дайкири».

Мы направились к столику, одиноко стоящему в углу. Я заметил, что девушка снова нервно взглянула на дверь. Вытащив сигареты, предложил ей закурить, но она отказалась. Я прикурил и вопросительно взглянул на нее.

— Речь идет о моем отце, — дрожащим голосом проговорила она. — О сенаторе Грегори П. Рамиресе. Вы, наверное, о нем слышали?

Я хотел спросить, что означает это «П», но промолчал и только сказал:

— Да. Приходилось. Так что случилось?

— Его шантажирует одна женщина, — понизив голос ответила она.

Да, дельце становилось интересным.

— Она его шантажирует, — повторила девушка, собираясь с духом.

Она прикусила нижнюю губу и запнулась. Видимо, сеньорита Рамирес пыталась справиться с нерешительностью, вызванной этой избитой шаблонной фразой.

— У вас еще есть время все обдумать, сеньорита. Может, все это выдумки, понимаете, что я имею в виду? — попытался я успокоить девушку.

И тут она, всхлипывая, поведала мне историю, старую как мир. У ее отца интимные отношения с некоей особой, известной всем под именем Сусанна. Отношения эти зашли слишком далеко, и в кульминационный период сенатор Рамирес совершил непростительную глупость, постоянно посылая своей возлюбленной страстные письма. Но, как известно, всему приходит конец, пришел конец и этой любви, сначала перешедшей в холодность, а затем в настоящую неприязнь.

Все было бы хорошо, если б эта особа смирилась со своим «несчастьем» и просто выплакала свое горе, тем более, что за свою отставку она получила от «отца родины» 6000 песо. Но так поступила бы любая другая женщина, но только не Сусанна.

Когда сенатор возомнил, что Сусанна начисто вычеркнута из его жизни, он получил письмо, полное ласковых упреков. Его спокойствие, естественно, было нарушено, однако он упорно не отвечал, пока не получил другое послание, на сей раз уже с угрозами. Либо он заплатит еще, либо его супруга получит подробное описание всех разнообразных даров, которые были преподнесены ей сенатором за время их продолжительной любовной связи. Тогда сенатор, в планы которого абсолютно не входил развод, поскольку семья его жены была одной из самых известных в городе и ратовала за прочный брак и все такое прочее в вопросах нравственности, начал ежемесячно выплачивать Сусанне весьма кругленькую сумму. И уже смирился с этим. Но случилось так, что вскоре «отцам города» за заслуги перед нацией повысили жалованье. Подобное «справедливое» решение было принято на одном из памятных совещаний.

И ненасытная Сусанна быстро все прикинула и произвела несколько нехитрых математических выкладок в своей прелестной головке, рассудив, что ей тоже положено повышение «зарплаты». Ситуация стала невыносимой. Сенатор сделался желчным и раздражительным, его чуть не хватил апоплексический удар. Он начал орать на дочь, и если такое не произошло пока с сеньорой Рамирес, чувствовалось, что это вот-вот случится, потому что вспышки раздражения у сенатора все более усугублялись.

Закончив свое сбивчивое повествование, сеньорита Рамирес начала вдруг умолять меня