ускачешь ночью!
Прирѣзать все равно придется
Мы теперь съ тобой враги!..
Ну, отдохнули, пора и за работу!
Ты ужъ впередъ бѣги!»
Долго бѣгали, ослабли
На животы хватаются съ голоду
Видятъ яблоню —
Яблоки горятъ ярче золота
«Стой, хозяинъ!
Яблоки гладкiе, сладкiе…
Я здѣсь примощусь, а ты рви съ того края —
На всѣхъ хватитъ!
Былъ я давеча въ этомъ циркѣ.
Такъ одинъ объяснилъ — нѣту такой квартиры,
Дома такого, нѣтъ на землѣ такого мѣста,
Чтобъ мнѣ Антипу съ тобой, Иванъ Васильичъ,
Не было бъ тѣсно.
А то по хорошему жили бы —
Самому вѣдь хочется!..
Ну бѣги, да подтяни ка порточки!»
Бѣгутъ, видятъ домикъ, маленькiй — сразу не замѣтишь,
Какъ скворешникъ, только птица пролѣзть и можетъ,
А на домикѣ крестикъ,
И самъ онъ вродѣ Храма Божьяго,
И поютъ не колокола — колокольчики
Говоритъ хозяинъ — «зайдемъ помолимся!
Нынче воскресенье!
Вотъ бѣгаешь — все забудешь! Ну и времячко!..»
Смѣется Иванъ: «что ты думаешь — вмѣстѣ
Мы въ этой клѣткѣ помѣстимся?
Да я одинъ не влѣзу въ эту скважину —
Что я — не влѣзетъ младенецъ голенькIй.
Это церковь не для людей, а такъ кажется
Птичья или пчелиная что ли…»
Уговорилъ, полѣзли рядышкомъ, будто братья,
И вошли свободно.
Антипъ оставилъ ножъ на паперти —
Какъ то съ ножемъ неудобно
Глядятъ народу тьма-тьмущая, кого только нѣту?
А мѣста еще больше — стоитъ церковь пустая,
И будто ждать уже некого,
А народъ все собирается.
Всѣ здѣсь — воры, дамы, генералы,
Шлюхи, мужики, солдаты, дѣтки малые,
А вотъ Ивана Васильича дочки,
И отецъ Антипа — приперъ изъ деревни,
Чудно очень —
Какъ дошелъ, вѣдь Тамбовской губернiи,
Вотъ и очкастый, что ходилъ вверхъ ногами,
Стоить тихенькiй, будто вымытый,
Низко кланяется,
И глаза у него голубиные.
Стало Антипу такъ хорошо!.. Херувимская…
И точно сердце его таетъ, таетъ,
И нѣтъ внутри ничего, все вынули,
Кто-то за него молится, кается…
Только слезы текутъ умильныя…
«Слушай Иванъ Васильичъ,
Какiе мы съ тобой были бѣдные!
А вѣдь все такъ просто!
Довольно! набѣгались!
Мѣста на всѣхъ хватитъ, слава Тебѣ, Господи!»
Сердца какъ свѣчи горѣли,
Жаркiя сгорая пѣли:
«Слава тебѣ, наша Церковь, слава!
Для всѣхъ кто вѣритъ и не вѣритъ,
Для всѣхъ праведныхъ и неправедныхъ
Настежь раскрыты твои двери!
Младенца къ тебѣ приносятъ, Церковь!
Раскройте двери! Лейся свѣтъ! Слезы лейтесь!
Въ жизнь погружается новое сердце!
Плачьте! Надѣйтесь!
И къ тебѣ прибѣгаетъ разбойникъ дикiй,
И машетъ руками, и кланяется земно,
Будто тонетъ и хочетъ еще выплыть.
Его ты святила когда былъ онъ младенцемъ.
Женихъ и невѣста. Тяжелыя кольца. Крестъ.
Тихо плачутъ души раненныя.
Въ часъ вѣнчанья слышенъ крыльевъ плескъ —
Двухъ птицъ или душъ или ангеловъ?
Здѣсь плачь, молодая вдовица!
О эти камни бейся, мать! Свѣтъ ночью!
Обломокъ корабля! Дай укрѣпиться!
Души теряйте — мiръ обрѣтете!
Гробъ, и въ послѣднiй разъ онъ смотритъ…
Закройте тѣсныя двери!
Раскройте шире иныя ворота!
Вѣрьте —
Душа его восходитъ! она высоко! высоко!..
Церковь, къ тебѣ прибѣгаютъ лютые звѣри,
Зализываютъ раны волки,
Отсыпаются псы безпутные,
И поютъ жаворонки — такiе веселые
Въ майское утро.
Землю омой, дождь! прикрой ее, нѣжный снѣгъ!
Нѣтъ на землѣ ни конца, ни смерти,
Коль ты открыта для всѣхъ! для всѣхъ!
Наша великая Церковь!
— „Люди вы еще думаете? — Нѣтъ!
Сердце, ты еще бьешься? — Нѣтъ!
Всѣ думы, все бьенье, весь трепетъ —
Въ себя вмѣстила — одна за всѣхъ —
Я — Церковь!“»
Антипъ шепчетъ тихо.
«Вотъ и мы просвѣтлились.
Ты думаешь здѣсь Антипъ? нѣтъ Антипа.
И тебя нетъ, Иванъ Васильичъ!
Ни моихъ, ни твоихъ, ни ихнихъ,
Ни очкастаго изъ цирка —
Но всѣ мы! А толкомъ
Я сказать не сумѣю…
Только пусто въ моемъ сердцѣ
И стоитъ оно любовью до верху полное…
Милые, пейте!..»